Марина ЛИДЕРС,
11-й класс, гимназия № 1514 (52),
Москва
(учитель – М.М. Бельфер)

Т ютчева часто называют поэтом-философом. Он не был поэтом философской школы подобно Веневитинову или Баратынскому – “художнику философских мгновений”, но был “мудрецом”, как сказал К.Бальмонт. Философская мысль Тютчева, став поэтической мыслью, воплощалась в его стихотворениях, оставляя неповторимый отпечаток глубины. Планетарное мышление Тютчева, отразившись в полной мере в его лирике, наполнило её философскими обобщениями, сквозными идеями и образами. Но, как заметил Аксаков, “у него не то, что мыслящая поэзия, а поэтическая мысль”, и философские идеи, убеждения Тютчева очень гармонично вливаются в его поэзию, не утяжеляя её, не порождая диссонансов. Так или иначе, тютчевская онтология мира отражается практически во всех его стихотворениях, но одно из них – «Смотри, как на речном просторе...», написанное в 1851 году уже зрелым поэтом, – особенно важно для понимания его картины мира.

Несмотря на “речной простор”, “ожившие воды”, несущие “во всеобъемлющее море” за льдиной льдину, солнце и ночь, упомянутые в этом стихотворении, речь здесь, конечно же, идёт не о весеннем половодье (как у Баратынского: “Взревев, река несёт // На торжествующем хребте // Поднятый ею лёд”), не о природе в том смысле, в котором мы привыкли её понимать. Это стихотворение философское: в нём звучит важнейшая и мучительнейшая для поэта проблема личности, в нём тютчевская картина мира, столкновение его пантеистического мировоззрения с его личным преклонением перед человеческим “я”.

В этом стихотворении, по моему мнению, нельзя говорить о наличии лирического героя. Ведь кому оно посвящено, кто его герой? Человеческое “я”, обобщённое, символическое. А разве может символ быть лирическим героем?

Образ всеобъемлющей и роковой бездны, а также человеческого “я”, ведущего призрачное существование, свершающего свой подвиг бесполезный, чтобы бесследно исчезнуть во всепоглощающей бездне, – сквозные образы тютчевской лирики.

Также проходящей через творчество Тютчева является идея о том, что жизнь человеческая, мимолётная, бесполезная, призрачная, грёза природы, – всего лишь одна песчинка в этом невозмутимом строе мироздания или очередная льдинка, коих ещё миллионы в этом нескончаемом потоке, и все они – “малые, большие, // Утратив прежний образ свой, // Все – безразличны, как стихия, – // Сольются с бездной роковой!..”

Это довольно характерный для Тютчева композиционный приём: начать с описания пейзажа, какого-то глубокого чувства или сильного впечатления, а в последней строфе высказать ту поэтическую мысль, которая пронизала всё это стихотворение. Композиция построена по принципу развёртывания или, может быть, лучше сказать – погружения: сначала мы видим общую картину (природы, на первый взгляд), но в последующих строках поэт ведёт читателя всё глубже и глубже, и нам, как в ночном небе, открываются всё новые и новые звёзды по мере всматривания; так и тут – всё новые грани, подробности, рассматриваемые с разных углов зрения, всё глубже мы погружаемся в эту картину, а она становится всё более символичной, и, наконец, совсем уйдя от своих наглядных образов и перейдя к философским обобщениям, поэт завершает своё стихотворение мыслью, как бы поясняя всё прежде сказанное, давая возможность тоньше, точнее понять идею стихотворения.

Так постепенно Тютчев погружает нас в философский контекст своего стихотворения.

Понаблюдаем за тем, как он это делает, более пристально, строфа за строфой.

Но сразу чувствуется, что не полюбоваться весенним пейзажем приглашает нас поэт. Подобный вывод можно сделать лишь на основании первых двух строк. “Всеобъемлющее море” же, являясь сквозным образом тютчевской лирики, символизируя всепоглощающую бездну, сразу наводит нас на мысль о том, что и льдины, поочерёдно плывущие “по склону вод” “на речном просторе” и поглощаемые в конце концов морем – бездной, – это аллегория людей, жизнь которых также находится во власти стихии (рока, судьбы, неких непреложных законов, согласно пантеистическому учению).

Следующая строка: “За льдиной льдина вслед плывёт” – перекликается с началом последней строфы другого тютчевского стихотворения на эту же тему: “Поочерёдно всех своих детей...” (“...она равно приветствует своей... бездной”). Удивительно, как много значит, какую смысловую нагрузку несёт каждое слово. Поэтому ключевые слова Тютчев снабжает яркими и точными эпитетами. Например, не назови он море всеобъемлющим, возникла ли бы ассоциация его с бездной?

Лирика Тютчева антиномична, и в этом стихотворении мы встречаем характерное для творчества поэта противопоставление Бытия и Небытия. Надо заметить, Тютчев не случайно, говоря о водах, употребил слово “оживших”: ведь жизнь людей (или льдин), пусть краткосрочная, призрачная и бесполезная, но всё-таки это жизнь, Бытие. Бездна же, это безликое, бездушное, мёртвое море, поглощающее всё и вся, – это Небытие.

Во второй строфе поэт говорит о том, что, как бы человек ни прожил эту жизнь – блистая (“на солнце ль радужно блистая”) или будучи в тени (“иль ночью, в поздней темноте”), прославившись или пребывая в безвестности, испытывая счастье или, наоборот, страдая, – что бы судьба ни преподнесла ему, на всей его жизни лежит роковой отпечаток: “неизбежимо тая”, он будет приближаться к концу – “к одной мете”. А судьба у всех одна и та же.

Здесь Тютчев использует антитезу дня и ночи, а употребляя вместо “дня” слово “солнце”, поэт уточняет, что именно символизируют понятия “день” и “ночь”, что же, собственно, тут противопоставляется. Ведь солнце – круг – универсальный, поэтический символ в поэзии Тютчева, обозначающий полноту и насыщенность жизни. И поэтому солнце в этом стихотворении символизирует те счастливые моменты нашей жизни, когда мы ощущаем всю полноту Бытия. Ночь же, также являясь символом, здесь не означает совсем Небытие. Это, скорее, пограничное состояние между Бытием и Небытием. В лирике Тютчева ночь часто является дорогой в Небытие, она открывает путь в бездну. С другой стороны, ночь ассоциируется со сном, а в данном стихотворении, означая периоды уменьшения жизненной активности человека, она действительно символизирует сон – когда человек живёт, но неполной жизнью, как бы пребывая в состоянии анабиоза (вот оно, пограничное состояние!). Поэт говорит о свете и темноте в жизни человеческой, о дне и ночи, но подчёркивает (не случайно после второй строки стоит тире), что всё это неважно по сравнению с тем роком, что довлеет над каждым: смерть неизбежна (“неизбежимо тая”) и всех ждёт одна судьба (“они плывут к одной мете”).

В третьей строфе звучит проблема человеческой личности. Как льдины – “малые, большие”, так и все люди – индивидуальности, все – разные. Тютчев преклоняется перед величием “мыслящего тростника”, но в этом стихотворении он уничтожает личность. Оставаясь верным своему пантеистическому мировоззрению, он мог бы расширить индивидуальное бытие до мира (“Всё во мне и я во всём”), но он обезличивает людей (“Утратив прежний образ свой”) и сливает, отождествляет их с безразличной стихией, а затем – отдаёт во власть небытия (“сольются с бездной роковой”).

Неужели же действительно у каждого человека и у всего рода людского одна судьба, одно значение – то, которому посвящено это стихотворение? Тютчев не даёт прямого ответа, он не утверждает, а лишь спрашивает, впрочем, верно, склоняясь к ответу “да”, а потому с горечью. Но вопрос остаётся открытым, он адресован читателю, и каждый волен отвечать на него, как считает нужным.

Стихотворение написано лёгким пушкинским размером – четырёхстопным ямбом. Хотя оно и на философскую тему, но непосредственно философские мысли звучат лишь в последней строфе. Такая незагруженность философскими рассуждениями вместе с лёгким размером делают это стихотворение не тяжёлым для восприятия.

Это стихотворение интересно тем, что в нём Тютчев запечатлел свою онтологию мира. И хотя свой мирообраз он отразил во многих своих стихотворениях, место человека в этой картине мира менялось в разных произведениях Тютчева в зависимости от того, что пересиливало в его сознании: погружался ли он всецело в стихию индивидуализма, или же, наоборот, человеческая личность подавлялась грандиозностью мироздания. В стихотворении «Смотри, как на речном просторе...» нам становится виден этот тютчевский разлад: с одной стороны, личность, а значит, и душа человеческая просто уничтожаются, сливаясь в конце концов с бездной, а с другой – Тютчев внутренне не согласен с этим, и мы чувствуем его протест по тому настроению, которое превалирует в этом стихотворении.

При том, как много значила для Тютчева душа человеческая, разве мог он согласиться с основной идеей своего стихотворения? Я тоже не могу. Как же сложно быть философом (“мудрецом”), выстроившим свою онтологию мира, и одновременно человеком, ценностные приоритеты которого противоречат его собственным теоретическим изысканиям!

Ф.И. Тютчев – один из самых талантливых поэтов XIX века, века различных политических и социальных катастроф, «роковых минут» мира. Это поэт, чье имя навсегда вошло в русскую литературу, несмотря на долгое пребывание поэта за границей. Лирика этого человека полна риторических вопросов бытия, размышлений о жизни, о непостижимом и безграничном мире, и вообще существовании человека.

Примером такой лирики, сочетающей в себе и философское начало, и красоту именно русской природы может служить гениальное творение поэта – «Смотри как на речном просторе…». Вдохновением поэта на столь терзающее душу стихотворение подтолкнула та тяжелая обстановка, то историческое напряжение под которым находилась не только наше государство, но и, практически весь мир, о котором и идет речь в данном стихотворении. Лирик задумывается о неисчерпаемом вопросе, который присутствует в творчестве многих других поэтов и писателей того времени – это вопрос бытия человека, его предназначения, его роли в мировом масштабе и однозначности судьбы любого человека…

Это произведение написано в жанре стихотворения и относится к философской лирике. Здесь воплощены и размышления автора и тоска по Родине, поэтому стихотворение вызывает грусть и даже отчаяние. Здесь нет тургеневского целеустремления и веры только в лучшее («И пуская надо мною кружит мой ястреб. Мы еще повоюем, черт возьми!»), здесь господствует подчинение неизбежному таянию и течению к «бездне роковой». Главная мысль произведения раскрыта в последнем четверостишии, ее можно перефразировать как: «В чем заключается значение и судьба любого человека?».

Идеей же служит раскрытие или ответ на этот непостижимый вопрос. Для этого Тютчев использует сравнение людей с льдинами («Льдина за льдиною плывет»), которые поддаваясь всеобщему течению, «утратив прежний образ свой», плывут в «роковую бездну». Очень точно выбран пейзаж, фон, на котором происходит действие; именно он играет едва ли не главную роль – отражает стихийность картины, быстротечность жизни и подвластность человека чему-то более могущественному, в данном случае – реке, не просто реке, а весенней полноводной, быстротечной, которая ни с кем и ни с чем не считается. Она сама себе хозяйка, она представлена как «всеобъемлющее море», которая не зависит ни от чего:

«На солнце ль радужно блистая,
Иль ночью, в поздней темноте…
Все вместе – малые, большие…
Все – безразличны, как стихия…»

Это сравнение так точно описано, что невольно задумаешься над этим вопросом. Автор достиг этой реальности за счет использования нескольких литературных приемов, которые помогли ему в оживлении данной картины.

Стихотворение имеет довольно интересную композицию: с каждым четверостишием все сильнее нарастает эмоциональная значимость (сначала льдины просто плывут, затем они тают, утрачивают свой облик и, наконец, сливаются с бездной роковой), в последнем же катрене подводится итог этому течению. Повторение местоимения «все» («всеобъемлющее море», «все, неизбежимо тая», «все – безразличны», «все вместе»), показывающее о неизбежности смерти, усиливает динамизм стихотворения. В данном стихотворении преобладают общественные мотивы и интонации, здесь отражено течение не одного человека, а всего человечества. Также часто употребляется частица «ль», которая показывает, что сам автор не уверен в своих мыслях, в своей правоте, и сам хочет получить ответ на этот риторический извечный вопрос («На солнце ль радужно», «Не таково ль твое значенье», «Не такова ль судьба твоя», «Иль ночью»).

Очень выразительно звучат такие слова как: «всеобъемлющее море», «бездной роковой», «мысли обольщенье». Они усиливают напряженность и значимость поднятого вопроса, дают понять читателю, что никто, даже сам человек, который господствует над слепыми силами природы, не сможет воспрепятствовать общей судьбе людей. Человек может лишь немного ее продлить, если не будет поддаваться «нашей мысли обольщенье» и задумается об истинном своем назначении.
Стихотворение написано с применением перекрестной рифмы и простейшего способа стихосложения – четырехстопного ямба:

Смотри, как на речном просторе, (_ / _ _ _ / _ / _)
По склону вновь оживших вод… (_ / _ / _ / _ /)

Это великое творение Тютчева состоит из четырех катренов. Первые три – рассуждение Тютчева, последний – вывод, где даже в некоторой степени выражена инвектива по отношению к человеческой душе: «О, нашей мысли обольщенье, / Ты, человеческое Я…». Подкрепляют позицию автора и различные ярко окрашенные тропы. Это и эпитеты («речном просторе», «всеобъемлющее море», «поздней темноте», «радужно блистая», «бездной роковой»), и сравнения («Все – безразличны, как стихия…»), олицетворения («вновь оживших вод», «льдина за льдиною плывет»), метафоры (смерть сравнивается с «бездной роковой», «они плывут к одной мете»). В стихотворении просматриваются обращения к читателю: «Смотри, как на речном просторе», «О, нашей мысли обольщенье, / Ты, человеческое Я». Автор призывает и читателя задуматься и помочь найти ему ответ.

Я прислушался к призыву автора, и «тяжкие предчувствия стесняли мою грудь, унылость овладела мною. Я поднял голову … и грустные думы тотчас отлетели прочь. Отвагу, удаль, охоту к жизни почувствовал я», чего и добивался Федор Иванович. Жизнелюбие – главное, что может быть в человеке. Для того чтобы получить его достаточно понять свое назначение, ведь «есть целый мир в душе твоей». Именно так с великим уважением отношусь я к Ф.И. Тютчеву и именно так я понимаю сущность его безграничного творчества.

Творчество Ф.И. Тютчева многообразно и включает в себя практически весь спектр философских проблем. «Смотри как на речном просторе…» и «Молчание» на мой взгляд лучшие шедевры русской поэзии XIX века, века социальных потрясений. Не следует забывать и о других произведениях поэта, которые также должны занимать достойное место в всей русской литературе, стихотворения которой подчас имеют даже не местный, а мировой характер.

Смотри, как на речном просторе,

По склону вновь оживших вод,

Во всеобъемлющее море

За льдиной льдина вслед плывет.

На солнце ль радужно блистая,

Иль ночью в поздней темноте,

Но все, неизбежимо тая,

Все вместе - малые, большие,

Утратив прежний образ свой,

Все - безразличны, как стихия, -

Сольются с бездной роковой!..

О, нашей мысли обольщенье,

Ты, человеческое Я,

Не таково ль твое значенье,

Не такова ль судьба твоя?

Другие редакции и варианты

4   Льдина за льдиною плывет

Автограф - РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 24. Л. 4.

КОММЕНТАРИИ:

Автограф - РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 24. Л. 4.

Первая публикация - Москв. 1851. Ч. III. № 11. С. 238, под общим названием «Стихотворения» и с общей подписью «Ф. Т-в», под номером «3». Вошло в Совр. 1854. Т. XLIV. С. 27; Изд. 1854. С. 53; Изд. 1868. С. 93; Изд. СПб., 1886. С. 140; Изд. 1900. С. 145.

Печатается по автографу. В тексте сохранена поправка 4-й строки рукой П. А. Вяземского. К. В. Пигарев справедливо считает, что «нет никаких оснований полагать, что она сделана без ведома Тютчева: все стихотворения поэта, напечатанные в Москв. 1850–1851 гг., были получены издателем журнала непосредственно от автора» (Лирика I. С. 393).

В автографе 4-я строка: «Льдина за льдиною плывет» исправлена рукой Вяземского карандашом: «За льдиной льдина вслед плывет». В 14-й строке каждое слово в словосочетании «Человеческое Я» написано с прописной буквы.

Во всех изданиях сохранена поправка 4-й строки Вяземским, но отсутствует написание с прописной буквы значимых для поэта слов.

Датируется весной 1851 г. На этой датировке настаивает Пигарев, исходя из того, что стихотворение «появилось в июньской книжке Москв. » (Лирика I. С. 393). Ссылаясь на Изд. СПб., 1886 , Г. И. Чулков, «за неимением иных данных», датирует его 1848 г. (Чулков II. С. 293).

И. С. Аксаков назвал стихотворение в числе тех, «где раскрывается для нас нравственно-философское созерцание поэта» (Биогр. С. 112). Он считал, что «мыслящий дух» Тютчева «никогда не отрешался от сознания своей человеческой ограниченности, но всегда отвергал самообожание человеческого я», и поражался способности поэта «воплощать в такие реальные художественные образы мысль самого отвлеченного свойства» (там же. С. 112, 113).

Л. Н. Толстой отметил это стихотворение буквами «Т. Г.» (Тютчев. Глубина) (TE. С. 146).

По мысли Ю. И. Айхенвальда, высказанной в 1906 г., Тютчева «в личной утрате <…> утешает зрелище общего жизненного потока. Это очень существенно, что он не верит в индивидуальное бессмертие и не дорожит им <…>. В весенний ледоход одна льдина за другою стремятся в море и, несмотря на свои частные различия, сливаются в одной общей стихии, в одной братской колыбели-могиле» (Айхенвальд Ю. И. Тютчев // Айхенвальд Ю. И. Силуэты русских писателей. М., 1994. С. 124).

«Тютчев признавал истинное бытие лишь у мировой души и отрицал его у индивидуальных «я», - писал В. Я. Брюсов в 1910 г. - Он верил, что бытие индивидуальное есть призрак, заблуждение, от которого освобождает смерть, возвращая нас в великое «все». Вполне определенно говорит об этом одно стихотворение («Смотри, как на речном просторе…»), в котором жизнь людей сравнивается с речными льдинами, уносимыми потоком «во всеобъемлющее море». Они все там, большие и малые, «утратив прежний облик свой», сливаются с «роковой бездной» (Брюсов В. Я. Ф. И. Тютчев. Смысл его творчества // Брюсов В. Я. Собр. соч.: В 7 т. М., 1975. Т. 6. С. 198).

В. Ф. Саводник приводил это стихотворение в доказательство следующей мысли: «Для человеческой личности с ее неизбежным эгоцентризмом, с ее резким разграничением между я и не-я , - самая мысль о смерти, об индивидуальном уничтожении, представляет источник тяжелых моральных страданий. А между тем перед лицом безграничного океана мировой жизни само человеческое я является лишь бессильным призраком, «обольщением мысли», тенью, скользящей на фоне стихийного круговорота природы и бесследно исчезающей в «роковой бездне» уничтожения» (Саводник. С. 190).

«Вызванная собственным воображением картина извечной пучины приобретает над поэтом притягательную власть, - утверждал Д. С. Дарский. - Как очарованный, не в силах он отвести взора от зрелища всеобщего исчезновенья. Снова и снова обращается созерцательной мыслью к безнадежному образу. В этом упорном возврате чувствуется не одна только суровая настойчивость познающего ума, вопреки всем жалобам сердца удерживающего признаваемую истину, - скорее тут сказалось влечение страдающей души к своему последнему успокоению. Можно думать, что представление «роковой бездны» вносило в существо поэта некоторое нравственное исцеление: недаром эта бездна названа «миротворной». И Тютчев привязывается к своей идее со всею верностью остуженной, праведной страсти <…> «О, нашей мысли обольщенье, ты - человеческое я!» - вот восклицанье, которое должно объяснить, почему тайной прелестью возобладала над Тютчевым идея бездны. Она освобождала сознание от обольщения <…> Отказаться от греха лживого познанья, не упорствовать в недостойном самоутверждении, уверовать в слитное бытие - в этом заповедь» (Дарский. С. 59–60).

Смотри, как на речном просторе,
По склону вновь оживших вод,
Во всеобъемлющее море
За льдиной льдина вслед плывет.

На солнце ль радужно блистая,
Иль ночью в поздней темноте,
Но все, неизбежимо тая,
Они плывут к одной мете.

Все вместе — малые, большие,
Утратив прежний образ свой,
Все — безразличны, как стихия,-
Сольются с бездной роковой!..

О нашей мысли обольщенье,
Ты, человеческое Я,
Не таково ль твое значенье,
Не такова ль судьба твоя?

Еще стихотворения:

1. Проснись, проснись, Филлида! Взгляни на день прекрасный, В который ты родилась! Смотри, как он гордится И яркими лучами На зелени играет! Смотри, как вся Природа Ликует, веселится! Взгляни же и...
2. Нет, не Тому, Кто в блещущем уборе Слепит наш разум мощью неземной, — Тебе одной молюсь в последнем горе, Тебе Одной. Взор замутнен, душа полна обманом, Паденьем страстным отяжелена… Светла,...
3. По улицам Слона водили, Как видно напоказ — Известно, что Слоны в диковинку у нас — Так за Слоном толпы зевак ходили. Отколе ни возьмись, навстречу Моська им. Увидевши Слона,...
4. Читатель, взор твой вероломен! Но бог с тобой, смотри, смотри, Ты видишь все! Но будь же скромен И никому не говори! Гречанка юная не знает, Зачем ты смотришь на нее,...
5. О разлука, разлука! Как ты сердцу горька. Терзает его скука, Сожигает тоска! Где бывалая сила? Увы, где прежний я? Меня ты разлюбила… Но не кляну тебя!...
6. У каждого человека свой демон. Менандр У каждого свой тайный демон. Влечет неумолимо он Наполеона через Неман И Цезаря чрез Рубикон. Не демон ли тебе, Россия, Пути указывал в былом,...
7. Все, что сердце ни терзало, Чем мой рушился покой, Все уже то миновало: Я любим моей драгой! Все, что прежде было в тягость, Все то ныне с ней мне радость:...
8. Еще твой образ светлоокой Стоит и дышет предо мной; Как в душу он запал глубоко! Тревожит он ее покой. Я помню грустную разлуку: Ты мне на мой далекий путь, Как...
9. Жил-был — я. (Стоит ли об этом?) Шторм бил в мол. (Молод был и мил…) В порт плыл флот. (С выигрышным билетом жил-был я.) Помнится, что жил. Зной, дождь, гром....
10. Поэту радости и хмеля, И мне судил могучий рок Нравоучительного Леля Полезный вытвердить урок: Я испытал любви желанье, Ее я пел, ее я ждал; Безумно было ожиданье, Бездушен был мой...
11. Так в памяти будет: и Днепр, и Труханов, И малиноватый весенний закат… Как бегали вместе, махали руками, Как сердце мое обходила тоска. Зачем? Мы ведь вместе. Втроем. За игрою. Но...
12. Судьба замедлила сурово На росстани лесных дорог… Я ждал и отойти не мог, Я шел и возвращался снова… Смирясь, я все ж не принимал Забвенья холод неминучий И вместе с...
13. Вот она, стихия волновая, В беспокойной славе разливной! Словно набегая, обливая, Хочет познакомиться со мной. Но московской жизни мостовая Так меня втянула в норов свой, Что вот-вот и с моря...
14. Перед близким утром кровавым В тишине свечу мою теплю Не о мзде неправым и правым, Не о селах в прахе и пепле; Не о том, чтоб вырвало с корнем Спорынью...
15. Ты такое прощала, Так умела любить, Так легко забывала, Что другим не забыть; На такие лишенья С отрешенностью шла, С чисто русским терпеньем Крест свой бабий несла; Так душой понимала...