Тонька пулеметчица что стало с ее дочерьми. Кем на самом деле была Тонька-пулеметчица . Жизнь после войны

«Я не знала тех, кого расстреливаю. Поэтому стыдно не было», - сказала на суде в 1978 году Антонина Макарова-Гинзбург. Она за один день превратилась из уважаемой гражданки Белорусской ССР, какой ее знали супруг и соседи, в хладнокровного палача фашистской Германии, а ее муж, герой Великой Отечественной войны, выяснив правду о преступлениях своей жены, забрал двух общих дочерей и исчез.

18 июня 2018 · Текст: Вероника Пыльнова · Фото: Getty Images

Антонина Макарова-Гинзбург - одна из трех женщин, казненных в СССР с 1960 года

История знает немало примеров, когда в самые тяжелые для народа времена в стране появлялись настоящие герои. В Великую Отечественную войну подвиги совершали не только летчики, разведчики, офицеры, но и гражданские люди, становившиеся партизанами или ударниками труда в тылу. К сожалению, предателей было не меньше - причем таких, которые не просто помогали солдатам третьего Рейха, а самолично убивали соотечественников. Как, например, Антонина Макарова-Гинзбург (она же известная в народе как Тонька-пулеметчица). По разным данным, она расстреляла от 168 до 1500 человек, среди которых были женщины, старики и дети. После войны Антонина сумела скрыться от следствия и даже начала новую жизнь. Однако в тот самый момент, когда она ждала этого меньше всего, правосудие ее все же настигло.

Фронтовой путь

В биографии Антонины Макаровой, родившейся в селе Малая Волковка Смоленской губерии, множество темных пятен. Так, до сих пор доподлинно неизвестно, почему вдруг фамилия девушки отличалась от той, что носили ее братья - Парфеновы (по другой версии Панфиловы). Самой популярной является версия, согласно которой в школе от страха и смущения Антонина не смогла назвать свою фамилию, когда ее об этом спросила учительница. Одноклассники, сидевшие рядом, сказали, что она Макарова (имея в виду, что она дочь Макара), а преподавательница так и записала Антонину в журнале. Эта ошибка перекочевала и в остальные документы - паспорт, комсомольский билет и т.д.

В юности Антонина, как и многие другие девушки ее возраста, часто смотрела фильм «Чапаев» и мечтала походить на верную соратницу начальника дивизии Красной армии Анку-пулеметчицу.

Потому неудивительно, что, когда 22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война, Макарова добровольцем отправилась на фронт из Москвы, где училась на врача. В некоторых источниках сообщается, что до того, как стать санитаркой, Антонина некоторое время прослужила буфетчицей в одной из воинских частей. 13 августа 1941 года девушка была призвана в 422-й полк 170-й стрелковой дивизии. Однако фронтовой путь Макаровой не был долгим. Спустя меньше чем две недели город Великие Луки, который должна была защищать ее дивизия, был взят немцами, а самой Антонине пришлось на себе испытать все ужасы Вяземского котла.

Антонина в раннем возрасте отправилась на фронт

Немногим ее сослуживцам удалось вырваться из окружения, и молодая девушка вовсе не была в их числе. Правда, из-за того, что фашистским солдатам никак не удавалось установить хоть сколько-то серьезный контроль над пленными (а их было свыше 600 тысяч человек), улучив момент, Макарова сбежала вместе с Николаем Федчуком. Солдат и санитарка вместе бродили по ближайшим лесам, пытаясь выжить. Партизан они, по неизвестной причине, не искали, пробиться к своим не пытались. Антонина стала «походной женой» Николая. Скитания продолжались вплоть до 1942 года. Когда Макарова и Федчук вышли к селу Красный Колодец, он признался ей, что женат, и оставил одну скитаться по близлежащим деревням.

Палач с окладом

Позднее девушка остановилась в поселке Локоть на Брянщине, где действовала печально известная «Локотская республика» - коллаборационистская группировка изменников, поддерживавших фашистский режим. Пока в остальном Советском союзе шли ожесточенные бои за жизнь и свободу, в «Локотской республике» распустили колхозы, вернули частную собственность, ходили на представления в театр, выпускали собственную газету «Голос народа» и каждый вечер устраивали расстрелы. Несмотря на свою автономность, и местные власти, и полицаи подчинялись немецким офицерам, которые пристально следили за тем, как представители Российской освободительной народной армии (именно так называлось локотское войско) истребляли партизан.

Поначалу Антонина тоже служила в полиции. Неизвестно, когда именно она переквалифицировалась в палача. Говорят, ни полицаи, ни тем более немцы не хотели марать свои руки, каждый вечер вставая за пулемет. А вот Макарова от этой специфической работы отказываться не стала. Ходят слухи, что перед первым своим расстрелом Антонина для храбрости выпила стакан водки, а потом вышла к уже приготовленному пулемету «Максим» и убила 27 человек (именно столько пленных можно было держать в местном изоляторе).

На следующий день Макарова узнала, что теперь у нее есть официальная должность - палач с окладом в 30 немецких марок за расстрел.

Некоторые части дела Тоньки-пулеметчицы (именно так в «Локотской республике» стали называть Антонину Макарову) до сих пор остаются под грифом «секретно», поэтому о точном числе жертв ничего не известно. Поговаривают, за все время Макарова расстреляла около полутора тысяч человек. Однако окончательный приговор ей вынесли за убийство 168 людей.

Суд признал Тоньку-пулеметчицу виновной в 168 убийствах, но по другим подсчетам их около полутора тысяч

Судя по всему, Антонина была полностью довольна своей новой жизнью. Утром она отправлялась на расстрел, добивая выживших из пистолета, а потом чистила оружие и стирала вещи убитых, которые ей разрешали забирать в качестве поощрения. Вечером же Тонька-пулеметчица выпивала в местном клубе и развлекалась с немцами.

Другая жизнь

А в 1943 году жизнь Макаровой вновь сделала крутой поворот. В связи с наступлением Советской армии многие коллаборационисты и руководители «Локотской республики» были вынуждены в самые короткие сроки покинуть Брянщину. Вместе с ними скрылась и Антонина. По одной версии, она заболела венерическим заболеванием, и ее отправили лечиться, чтобы она не перезаражала фашистских солдат. Однако не исключено, что она просто сбежала к немцам. Палач им уже не был нужен, поэтому Макарову отправили на военный завод в Кенигсберг, где она до конца войны трудилась на благо Третьего рейха. В 1945-м город был взят советскими войсками, но Антонине удалось пройти проверку в фильтрационных лагерях НКВД, где тестировали всех людей, которые утверждали, что они являются пленниками фашистов.

Ходят слухи, что Макаровой удалось скрыться благодаря тому, что она подделала или украла документы некой медсестры. Однако журналистам удалось выяснить, что Антонина прошла все проверки под собственным именем. «Антонина Макаровна Макарова, 1920 года рождения, беспартийная, призвана в звании сержанта Ленинским райвоенкоматом Москвы 13 августа 1941 года в 422-й полк. Попала в плен 8 октября 1941 года. Направлена для дальнейшего прохождения службы в маршевую роту 212-го запасного стрелкового полка 27 апреля 1945 года», - гласит архивный документ из базы Минобороны.

Антонине удалось притвориться одной из немецких пленниц, поэтому она легко скрылась после войны

Примерно в то же самое время Антонина Макарова познакомилась с Виктором Гинзбургом, красноармейцем, награжденным медалью «За отвагу». Вскоре они поженились, переехали в город Лепель (Белорусская ССР), и у пары родились две дочери.

Женщина устроилась на работу на местную швейную фабрику, где проводила контроль качества продукции. Ее фотография регулярно появлялась на доске почета.

Правда, за много лет Макаровой-Гинзбург так и не удалось завести друзей. По словам бывших коллег, Антонина была нелюдимой и замкнутой. Семья фронтовиков считалась одной из самых уважаемых в городе. Тоньке-пулеметчице не пришлось выдумывать правдоподобную легенду - она просто умолчала о том, чем занималась в «Локотской республике».

Долгие поиски

Поговаривают, что советские органы практически сразу узнали о злодеяниях Тоньки-пулеметчицы от бывшего командира Локотской тюрьмы. Именно он рассказал, что расстрелами занималась некая Антонина Макарова - бывшая санитарка из Москвы. Однако быстро найти преступницу не смогли. По одной версии брянские следователи ошибочно сочли женщину погибшей, а по другой - запутались из-за неразберихи с ее фамилией. Вероятно, именно из-за этого поиски затянулись на долгие 30 лет.

По данным пресс-центра КГБ Белоруссии, Антонина вполне могла прожить всю жизнь неразоблаченной: о ее прошлом не узнали бы ни коллеги, ни соседи, ни муж. Однако благодаря стечению обстоятельств тайное стало яным. Жителю столицы по фамилии Панфилов в 1976 году потребовалось отправиться в заграничную поездку, для чего нужно было заполнить множество документов. В одном из них мужчина указал всех своих братьев и сестер. Тогда-то чиновники обратили внимание на странную деталь: у всех родственников Панфилова была одна фамилия, а у родной сестры - другая. Представители ОВИРа (отдел виз и регистрации) вызвали мужчину и попросили его объяснить это недоразумение. Панфилов, не подозревавший о преступлениях своей родственницы, выложил все, что знал о сестре, живущей в Белоруссии. Следователи обратили внимание на сходство женщины с преступницей Тонькой-пулеметчицей, ранее объявлявшейся во всесоюзный розыск.

Сразу предъявить обвинения советские органы не могли, поэтому решили провести с ней особую беседу. Антонину вместе с другими фронтовичками вызвали в райвоенкомат, где принялись расспрашивать о ее участии в боевых действиях якобы для будущих наградных дел. Пока одни женщины активно вспоминали все, через что им пришлось пройти в войну, Макарова-Гинзбург растерялась и не могла ответить даже на вопросы о сослуживцах и командире батальона.

Никаких сомнений у следователей не осталось после того, как Макарову-Гинзбург опознала бывшая сожительница начальника той самой тюрьмы, где работала женщина.

На следующий день Антонину задержали агенты в штатском. Преступница, сразу осознав, что ее долгая и спокойная жизнь закончилась, была абсолютно невозмутима и лишь попросила папиросу. На допросе Макарова-Гинзбург призналась, что действительно является той самой Тонькой-пулеметчицей. «Все расстрелы для меня были похожи один на другой. Каждый раз менялось только количество заключенных. Для меня это была просто работа», - говорила Антонина, не скрывая, что среди ее жертв были и женщины, и старики, и дети. «Я не знала тех, кого расстреливаю. Они меня не знали. Поэтому стыдно мне перед ними не было», - объяснила свое равнодушие преступница. После этого ее отправили в Брянск.

Преступление и наказание

Там громкое дело уже обсуждали все, ведь поселок Локоть находился неподалеку от города. Следователи вспоминают, что узнававшие палача местные жители в испуге шарахались от нее. Сама же Антонина не понимала ни их страха, ни их ненависти. Женщина была уверена, что все ее преступления должны быть оправданы войной. Она спокойно говорила о содеянном, словно не испытывала ни сожаления, ни мук совести - ничего вообще. Не просила Макарова-Гинзбург и встреч с родными. Женщина была полностью уверена, что отделается трехлетним сроком. Однако суд приговорил Тоньку-пулеметчицу к смертной казни. К слову, с 1960 по 1991 год высшая мера наказания избиралась в основном для мужчин. Женщин таких было всего три - включая Антонину.
Рано утром 11 августа 1979-го после того, как суд окончательно отклонил все прошения Макаровой-Гинзбург о помиловании в связи с годом женщины, смертный приговор был приведен в исполнение.

Муж Антонины, Виктор Гинзбург, не поехал за женой в Брянск. Узнав о ее страшных злодеяниях, он забрал двух дочерей и скрылся в неизвестном направлении. Возможно, герой войны попросту захотел сбежать от ужасной правды о жене, с которой прожил больше тридцати лет.

Убийца полутора тысяч человек 30 лет считалась примерной матерью и женой

Имя этой женщины внушало ужас и какой-то священный трепет. Еще бы: человек, считавший убийство своей профессией, не может подвергаться простому осуждению. А она думала, что во время войны любой способ выжить считается приемлемым. И убивала. Точнее, казнила. Откуда появилась Тонька-пулеметчица и как ей удалось превратиться в «героиню» Великой Отечественной войны – в материале сайт.

Вторая фамилия

Тоня родилась в большой семье в небольшой деревушке Смоленской области. Она была младшим, седьмым, ребенком, росла девочкой замкнутой и очень стеснительной. Когда первого сентября 1927 она пошла в первый класс, то с ней случилась история, которая сыграла большую роль в ее дальнейшей судьбе.

Учительница проводила перекличку учеников. Антонина, смутившись, не смогла произнести своего имени. Тогда ребята стали кричать, что она является дочерью Макара Парфенова , что то-вроде: «Она из Макаровых». И педагог записал девочку как Антонину Макарову. Родители не стали разбираться с путаницей фамилий, поскольку были малограмотны и стеснялись авторитета учительницы. В результате в семье Парфеновых появилась дочь с другой фамилией – Антонина Макаровна Макарова .

Тоня училась средне: не была двоечницей, но и не выделялась умом среди остальных сверстников. Через несколько лет семья решила перебраться в Москву за лучшей долей. Школу Антонина уже оканчивала в столице, а потом поступила в медицинское училище, где выучилась на медсестру.

Поматросил и бросил

В первой половине октября 1941 года немецкая группа армий «Центр» прорвала оборону советский войск и окружила в районе города Вязьмы четыре наших армии. Сегодня историки приводят примерные цифры погибших красноармейцев – около 1 миллиона бойцов, среди которых около 400 тысяч были убиты сразу, около 600 тысяч попали в плен.

В этой страшной мясорубке, которую называют «Вяземский котел», и оказалась 20-летняя Антонина Макарова. Она добровольцем отправилась на фронт, чтобы вытаскивать раненых с поля боя. Когда их часть разгромили, девушка несколько дней скиталась по лесу, попала в плен, но вместе с красноармейцем Николаем Федчуком ей удалось бежать. Теперь они вдвоем скрывались по лесам, пытаясь выйти из окружения.


Чтобы мужчина ее не бросил погибать в лесной чаще, она стала его любовницей. Три месяца они жили как животные. Постоянно голодные, ели то, что могли собрать в лесу или украсть; воду пили из ручейков или луж; без теплой одежды и крыши над головой.

Выйти к людям они смогли только в январе 1942 года. Девушка и ее друг оказались в Брянской области, в поселке Красный Колодец. Но Федчук тут же бросил Макарову, сказав, что «пошел к своей семье» – жене и детям. Антонина, поскитавшись по деревням, оказалась в поселке Локоть – так называемой столице .

Эта оккупированная нацистами территория отличалась от остальных тем, что руководили волостью не немецкие комендатуры, а органы местного самоуправления. То есть территория официально перешла на сторону Германии. У нее имелась своя армия и действовал свой уголовный кодекс.

Избивала и танцевала

И вновь Тоне Макаровой пришлось делать нелегкий выбор: попасть в плен как рядовой Красной Армии и быть казненной; или устроиться на работу к местным полицаям. Она выбрала жизнь.

Существуют свидетельства, что поначалу Антонину направили в локотскую вспомогательную полицию – карательный батальон, подчинявшийся непосредственно немецким полицейским. Ей приходилось избивать военнопленных, партизан и членов их семей. При этом 21-летняя девушка не отказывала себе и в удовольствиях, по вечерам она танцевала в клубе и встречаясь с симпатичными немцами или полицаями.

Вскоре ее «повысили» в должности. Немцы посчитали, что будет гораздо страшнее и поучительнее, если советских бойцов и партизан будет расстреливать советская же девушка. Тоня на предложение участвовать в расстрелах согласилась. Ей выделили собственную комнату и выдали пулемет «Максим».

По иронии судьбы, когда Макарова еще училась в школе, ее героиней была Анка-пулеметчица из фильма «Чапаев». Она мечтала стать такой же. Позднее психиатры предположили, что Антонина согласилась работать палачом, поскольку это частично воплощало ее мечту стать пулеметчицей.

«Обычная» работа

Антонине положили оклад – 30 рейхсмарок за каждый расстрел. Казнь проходила по утрам. После ареста в 1978 году, Макарова хладнокровно рассказывала следователям: «Обычно мне приводили на расстрел по 27 человек. Примерно столько пленных помещалось в камере. Недалеко от сарая, где их содержали, была вырыта яма. Партизан ставили цепочкой спиной ко мне. Кто-то из мужиков выкатывал мне пулемет. После команды я стреляла до тех пор, пока все не падали замертво». Ей было страшно только в первый раз. Чтобы привести приказ в исполнение, ей пришлось изрядно выпить.

После этого к убийствам она относилась как к обычной работе. Ей было все равно, кого она расстреливала: подростков, женщин, стариков, партизан. Она не обращала внимания на людей, она рассматривала, кто во что одет. Макарова снимала с трупов понравившиеся ей вещи, отстирывала от крови и зашивала дырки от пуль.

Говорят, что она любила приходить ночью к пленным и заранее выбирать для себя наряды. После казни Тонька-пулеметчица обязательно проверяла качество своей работы, добивала тех, кто был ранен. Потом чистила свой пулемет, который стоял в ее комнате, рядом с корытом для стирки белья и стулом с одеждой.

Вечером Тонька наряжалась и шла к мужчинам в клуб, где снимала очередного любовника. Психиатры, чтобы хоть как-то объяснить поведение этой женщины, предполагали, что на тот момент она могла тронуться рассудком из-за пережитого ужаса окружения, выживания в лесу, плена и убийств. Но, как рассказывали оставшиеся в живых свидетели, Антонина не была похожа на сумасшедшую.

Да и сама Макарова после ареста в мельчайших подробностях описывала свою тогдашнюю жизнь. Вряд ли, будучи в неадекватном состоянии, она могла так все запомнить.


В суматохе войны

Антонина Макарова проработала палачом около года. Когда в Локоть вошла Красная Армия, бойцы обнаружили на поле огромную яму с расстрелянными людьми. Останки были наспех пересыпаны землей. Из казненных полутора тысяч смогли восстановить имена только 168 человек. Таковы получились результаты работы Тоньки-пулеметчицы, которая к тому моменту уже была далеко.

Летом 43-го немцы отправили ее лечиться в тыл от венерического заболевания, которое она получила из-за неразборчивых связей. В госпитале она стала полевой женой немецкого ефрейтора. С ним уехала на Украину, потом в Польшу. После убийства немецкого «мужа» Макарова вскоре оказалась в концлагере Кенигсберга. И когда в апреле 1945 года город был освобожден, Тонька представилась медсестрой, прослужившей три года в санитарном батальоне. После чего ее тут же отправили работать в госпиталь, где через неделю она познакомилась с раненым солдатиком Виктором Гинзбургом . Вскоре она вышла замуж за героя войны и стала Антониной Гинзбург .


Примерная жена

После войны Антонина Макаровна уехала к мужу на родину в Белоруссию, в город Лепель. Она устроилась работать на фабрику, стала контролером в швейном цехе. Ее портрет все время висел на Доске почета.

Своему мужу она родила двух дочерей. Их семья считалась благополучной и уважаемой. Герои войны часто приходили в школу и рассказывали о своих подвигах. Антонина Гинзбург была почетным гостем на школьных линейках, конкурсах и встречах. Как ветераны они имели льготы, получали праздничные наборы и подарки. Так они прожили в мире и согласии 30 лет.

Все эти годы сотрудники КГБ разыскивали Тоньку-пулеметчицу. Тайно они проверили истории всех женщин, живущих в СССР с именем Антонина Макаровна Макарова и примерно подходящих по возрасту. Таких нашлось 250.

И только в 1976 году удалось напасть на след Тоньки-пулеметчицы. Некий чиновник по фамилии Парфенов , оформляя документы на выезд за границу, перечислил всех своих родственников. Среди огромного количества Парфеновых оказалась некая Антонина Макарова, которая в 1945 году вышла замуж и стала Гинзбург, уехав с супругом в Белоруссию. Так ошибка деревенской учительницы затянула следствие на три десятка лет. А чекистам потребовалось два года, чтобы собрать доказательства.

Они не хотели позорить уважаемую всеми женщину, передовика производства, примерную мать и жену. Сотрудники КГБ тайно привозили в Лепель свидетелей, полицая, который был ее любовником. И когда все как один подтвердили, что Антонина Макаровна Гинзбург и есть Тонька-пулеметчица, произвели арест.

Антонина не стала ничего отрицать, но и не чувствовала никакой вины. Она искренне считала, что война списала все ее грехи. Своим сокамерницам она жаловалась, что ее опозорили на старости лет и теперь ей придется переезжать в другой город. Она не чувствовала ни страха, ни раскаяния. «Три года условно. А за что больше?» - рассуждала палач.

Ее супруг, Виктор Гинзбург, обивал пороги всевозможных инстанций, писал письма партийным руководителям и рассказывал о своей прекрасной жене, герое войны. Когда следователи решились поведать мужчине, с кем на самом деле он жил все эти годы, тот поседел в один день. После этого он с дочками навсегда уехал из Лепеля.

Антонину Парфенову-Макарову-Гинзбург расстреляли в 6 утра 11 августа 1979 года. Свой приговор пожилая женщина выслушала хладнокровно. Она писала несколько прошений о помиловании, но все они были отклонены. Дело Тоньки-пулеметчицы стало последним крупным делом о предателях Родины во время Великой Отечественной войны.


На ТВ прошел кинофильм "Палач" основанный на подлинной истории Тоньки-пулеметчицы, в КГБ этому делу дали название "Садистка". Нужно большое мастерство или самоуверенность чтобы экранизировать те события. Смотрел я фильм только из-за актрисы Виктории Толстога́новой (+ художники картины), поспорил, что она и окажется главной злодейкой. На мой взгляд "Палач" очень уступает подобному советскому фильму "Противостояние". Режиссер не осилил тему трагедии предательства и прикрылся "трагедией сыскарей". И уж совсем непристойный звук издали, показав Л.И. Брежнева идиотом. Зачем?
Ну да ладно, вернемся к подлинной истории

35 лет назад впервые за всю историю смертных казней в СССР была расстреляна женщина-каратель. Тонька-пулеметчица хладнокровно расстреливала пленных партизан, коммунистов, женщин, детей. Тогда судьба хранила ее. Но возмездие свершилось 11 августа 1979-го. По иронии судьбы тот год был объявлен в СССР Годом женщины.

Антонина Макаровна Макарова (фамилия при рождении – Панфилова) родилась в 1920 году в Малой Волковке Смоленской губернии. У нее было обычное безмятежное детство, как и у всех обычных граждан СССР. Когда девочка пошла в школу, учительница по ошибке записала ее как Макарову. Из школьных документов неправильная фамилия перекочевала и в другие важные бумаги. Так Панфилова стала Макаровой.
Когда началась Великая Отечественная война, девушка стала санитаркой.Осенью 1941-го ей удалось выжить в «Вяземском котле». Став походной женой Николая Федорчука, она вместе с ним пробиралась до ближайшей деревни. Он стал ее первым мужчиной, и она влюбилась в него. Тот же просто воспользовался ситуацией. Когда в январе 1942-го они вышли к Красному Колодцу, Николай решил прекратить с Тоней отношения, признавшись, что он женат и у него есть дети. Предательство Федорчука, бросившего девушку на произвол судьбы, пережитая вяземская мясорубка привели к тому, что Тоня Макарова тронулась рассудком. Блуждая от одного населенного пункта к другому, она была готова отдаться каждому встречному за кусок хлеба. Удивительно, что за время скитаний она ни разу не была ранена. Так Макарова оказалась в брянских лесах. На территории образованной немцами Локотской республики ее арестовали.


Опасаясь за свою жизнь, она стала во всем обвинять советскую власть, а потом согласилась поработать на фашистов. Она считала, что в этой страшной бойне спишется все. Позже, на допросе, она рассказывала, что немцам не хотелось самим мараться, а особой фишкой в деле расстрела партизан было то, что приговор приводила в исполнение советская девушка.
Так Тонька-санитарка превратилась в Тоньку-пулеметчицу. Психиатр-криминалист Виноградов, который выступал консультантом по ее делу, подчеркивал: «Ей хотелось убивать, и если бы она попала на фронт солдатом, то стреляла бы в немцев так же не колеблясь, как в своих будущих жертв».


Фашисты поселили Макарову на местном конезаводе, который теперь стал тюрьмой, выделив ей небольшую комнатенку, где она проживала и хранила свое вожделенное орудие убийства – пулемет. В первый раз девушка не могла нажать на гашетку. И только, когда немцы напоили ее спиртом, дело закипело.
В душе Макаровой не было никаких иных чувств, сожаления, боли, мук совести, кроме страха за свою жизнь. На допросе она признавалась: «Я не знала тех, кого расстреливаю. Они меня не знали. Поэтому стыдно мне перед ними не было. Бывало, выстрелишь, подойдешь ближе, а кое-кто ещё дергается. Тогда снова стреляла в голову, чтобы человек не мучился. Иногда у нескольких заключенных на груди был подвешен кусок фанеры с надписью «партизан». Некоторые перед смертью что-то пели. После казней я чистила пулемет в караульном помещении или во дворе. Патронов было в достатке...»
Строчить из пулемета в своих бывших сограждан она считала обычной работой. Каждый день она расстреливала по 27 человек, получая за это 30 марок. Кроме карательных операций, Тонька развлекала немецких офицеров, оказывая им постельные услуги и считаясь вип-шлюхой Локотской республики. Свои наряды она снимала с жертв: «Чего добру пропадать».
По официальным данным Антонина Макарова расстреляла около 1500 человек, только примерно у 200 человек удалось восстановить паспортные данные.
Летом 1943 года Макарова была откомандирована в немецкий тыловой госпиталь на лечение от венерических болезней и избежала возмездия после освобождения Красной Армией Локоти. Предатели Родины были казнены, и только Тонька-пулеметчица осталась живой и невредимой, превратившись в страшную легенду советской разведки.
Советские войска продвигались на Запад, и перед Макаровой снова замаячила перспектива расстаться с жизнью. А этого она боялась больше всего. В 1945-м, прикинувшись бежавшей из плена санитаркой, она двинулась в восточном направлении, навстречу Советской Армии. В НКВД ей поверили и выдали новое удостоверение, отправив служить в военный госпиталь Кенигсберга. Там Тоня познакомилась с раненым фронтовиком Гинзбургом и после замужества взяла его фамилию. Жизнь для Антонины Макаровой началась заново – с другой биографией.

После войны супруги Гинзбурги переехали на родину мужа в белорусский городок Лепель, где Антонина Макаровна устроилась на швейную фабрику, стала передовиком производства. Жизнь у нее сложилась вполне счастливо. Она воспитывала двух дочерей, пользовалась уважением среди коллег, ее портрет красовался на местной Доске почета. Прошлая жизнь ни разу не напомнила о себе ни в кошмарных снах, ни наяву. «Невозможно постоянно бояться, – говорила она на допросе. – Первые десять лет я ждала стука в дверь, а потом успокоилась. Нет таких грехов, чтобы всю жизнь человека мучили».
А вот работники КГБ более 30 лет перекладывали ее дело, считая его висяком – Тонька-пулеметчица бесследно исчезла, словно и не было ее вовсе. Следователями были проверены все ее однофамилицы – около 250 000 человек, но никто и не додумался искать локотского монстра под другой фамилией.
Карательницу искали среди пленных и раненых. Предполагали даже, что она стала агентом западных спецслужб. И только когда дело попало к оперуполномоченному Головачеву, оно сдвинулось с мертвой точки. «Розыскное дело Антонины Макаровой наши сотрудники вели тридцать с лишним лет, передавая его друг другу по наследству, - ветеран КГБ Петр Головачев уже не боится раскрывать карты давнего дела перед журналистами и охотно вспоминает похожие на легенду подробности. - Периодически оно попадало в архив, потом, когда мы ловили и допрашивали очередного предателя Родины, оно опять всплывало на поверхность. Не могла же Тонька исчезнуть без следа?! За послевоенные годы сотрудники КГБ тайно и аккуратно проверили всех женщин Советского Союза, носивших это имя, отчество и фамилию и подходивших по возрасту, - таких Тонек Макаровых нашлось в СССР около 250 человек. Но - бесполезно. Настоящая Тонька–пулеметчица как в воду канула...»

На след Тоньки-пулеметчицы навел один инцидент. В 1976-м в Брянске произошла драка с ножевым ранением. Хулиганов арестовали. В одном из дебоширов неожиданно опознали начальника локотской тюрьмы – Иванина. Тридцать лет он спокойненько жил Брянщине под другой фамилией, изменив обличье. Его делом заинтересовалось КГБ. Капитан Головачев методично вел допрос за допросом – так и всплыла настоящая фамилия Тоньки-пулеметчицы – Антонина Макарова. Бывший начальник локотской тюрьмы, к сожалению, ничего путного не мог сообщить следствию, так как свел счеты с жизнью, повесившись в камере.
Второй случай выйти на след Тоньки представился вскоре после этих событий. Некто Панфилов, приходившийся ей братом, собрался за границу. В тогдашней анкете для выезда нужно было указать всех своих родственников – снова всплыла эта фамилия. Теперь следователи владели нужной информацией – Антонина Макаровна Макарова. Вот отправная точка поисков.
Обнаружив карательницу в лице обычной советской женщины-труженицы, кагэбэшники целый год тайно вели за ней наблюдение в Лепеле. Потом ухитрились снять отпечатки пальцев Макаровой. На фабрике для работников стоял автомат с газированной водой. И когда Антонина во время обеденного перерыва утолила жажду, то стакан, из которого она пила тут же быстро и незаметно изъяли чекисты.
Но Макарова стала подозрительной, чаще оглядывалась, присматривалась, и тогда слежку сняли. Целый год ее не беспокоили, и ее бдительность притупилась. Следующим этапом следствия было оконфузить ратную фронтовичку. Замаскировавшись ветераном Великой Отечественной, следователь был приглашен на торжественный концерт, посвященный Дню Победы, где присутствовала и Макарова. Познакомившись с Тоней, он начал будто невзначай спрашивать о дорогах боевого пути, но та не могла вспомнить ни имен командиров, ни названия частей. Эксперимент с проверкой Макаровой на знания театра военных действий, имен командиров и воинских частей удался на славу.

«Мы ужасно боялись поставить под удар репутацию уважаемой всеми фронтовички, поэтому в белорусский Лепель привозили по одному выживших свидетелей, бывшего карателя, одного из ее любовников, для опознания». Все они отмечали одну внешнюю деталь маниакальной девушки – угрюмую складку на лбу. Годы прибавили ей морщин, но эта особенность осталась неизменной.
В июле 1978-го в Лепель привезли главного свидетеля по делу карательницы. Стали разрабатывать операцию по опознанию Тоньки-пулеметчицы и ее аресту. Решили пригласить Макарову в СОБЕС для якобы перерасчета пенсии. Роль бухгалтера СОБЕСа играл Головачев. Свидетельница тоже изображала сотрудницу этой организации. В случае успешного опознания Макаровой женщина должна была подать капитану условный сигнал. Но та заметно нервничала, и чекист боялся, что она сорвет операцию.
Когда же ничего не подозревающая Антонина Гинзбург зашла в бухгалтерию и стала разговаривать с Головачевым, свидетельница поначалу никак не отреагировала. Но когда Гинзбург закрыла дверь кабинета, женщина с плачем опознала карательницу. Вскоре Антонину Гинзбург вызвали к начальнику отдела кадров фабрики. Там ее и арестовали, надев наручники. Никаких эмоций удивления или негодования со стороны задержанной не было, она не истерила, не впадала в панику и производила впечатление решительной и волевой женщины. Когда ее привезли в лепельское отделение КГБ, 58-летняя Антонина стала рассказывать о своей судьбе. В материалах дела – показания следователя Леонида Савоськина о том, как арестованная вела себя в СИЗО. Она ни разу не написала письмо мужу, не попросила свиданий с дочерьми. «Она ничего не скрывала, и было самым страшным. Создавалось ощущение, что она искренне недопонимает: за что ее посадили, что ТАКОГО ужасного она совершила? У нее как будто в голове блок какой-то с войны стоял, чтобы самой с ума, наверное, не сойти. Она все помнила, каждый свой расстрел, но ни о чем не сожалела. Мне она показалась очень жестокой женщиной. Я не знаю, какой она была в молодости. И что заставило ее совершать эти преступления. Желание выжить? Минутное помрачение? Ужасы войны? В любом случае это ее не оправдывает. Она погубила не только чужих людей, но и свою собственную семью. Она просто уничтожила их своим разоблачением. Психическая экспертиза показала, что Антонина Макаровна Макарова вменяема».
Самое интересное, что она и предположить не могла, что ее саму расстреляют. «Опозорили меня на старости лет. Теперь после приговора придется из Лепеля уезжать, иначе каждый дурак станет в меня пальцем тыкать. Я думаю, что мне года три условно дадут. За что больше-то? Потом надо как-то заново жизнь устраивать. А сколько у вас в СИЗО зарплата, девчонки? Может, мне к вам устроиться – работа-то знакомая…»
Муж Антонины, Виктор Гинзбург, ветеран войны и труда, после ее неожиданного ареста обещал пожаловаться в ООН. «Мы не признались ему, в чем обвиняют ту, с которой он прожил счастливо целую жизнь. Боялись, что мужик этого просто не переживет», – говорили следователи. Но когда все-таки пришлось открыть страшные подробности, тот поседел за одну ночь. В СССР это было последнее крупное дело об изменниках Родины в годы Великой Отечественной войны, и единственное, в котором фигурировала женщина-каратель. Ее расстреляли в шесть часов утра 11 августа 1979 года.
P.S. Спустя почти 30 лет, после того как Тоньку-пулеметчицу нашли, журналисты встретилась с ее родными и близкими. Они прожили жизнь, полную печали и позора, тяжело болели и страшно умирали. «Развалилось как-то все сразу, - сказала дочь Тоньки-пулеметчицы, которой сейчас столько же, сколько было ее матери, когда за ней пришли. - Боль, боль, боль… Она же четырем поколениям жизнь испортила… Вы хотите спросить, приняла бы я ее, если бы она вдруг вернулась? Приняла бы. Она же мать… А я вот даже и не знаю, как мне ее вспоминать: как живую или как мертвую? Вы не знаете, что с ней? Ведь по негласному закону женщин все равно не расстреливали. Может, она и жива еще где? А если нет, то вы скажите, я наконец свечку пойду поставлю за упокой ее души».

История Антонины Макаровой-Гинзбург - советской девушки, лично казнившей полторы тысячи своих соотечественников - другая, темная сторона героической истории Великой Отечественной войны. Тонька-пулеметчица, как ее называли тогда, работала на оккупированной гитлеровскими войсками советской территории с 41-го по 43-й годы, приводя в исполнение массовые смертные приговоры фашистов партизанским семьям. Передергивая затвор пулемета, она не думала о тех, кого расстреливает - детей, женщин, стариков - это было для нее просто работой…

"Какая чушь, что потом мучают угрызения совести. Что те, кого убиваешь, приходят по ночам в кошмарах. Мне до сих пор не приснился ни один ", - говорила она своим следователям на допросах, когда ее все-таки вычислили и задержали - через 35 лет после ее последнего расстрела.

Уголовное дело брянской карательницы Антонины Макаровой-Гинзбург до сих пор покоится в недрах спецхрана ФСБ. Доступ к нему строго запрещен, и это понятно, потому что гордиться здесь нечем: ни в какой другой стране мира не родилась еще женщина, лично убившая полторы тысячи человек.

Тридцать три года после Победы эту женщину звали Антониной Макаровной Гинзбург. Она была фронтовичкой, ветераном труда, уважаемой и почитаемой в своем городке. Ее семья имела все положенные по статусу льготы: квартиру, знаки отличия к круглым датам и дефицитную колбасу в продуктовом пайке. Муж у нее тоже был участник войны, с орденами и медалями. Две взрослые дочери гордились своей мамой.

На нее равнялись, с нее брали пример: еще бы, такая героическая судьба: всю войну прошагать простой медсестрой от Москвы до Кенигсберга. Учителя школ приглашали Антонину Макаровну выступить на линейке, поведать подрастающему поколению, что в жизни каждого человека всегда найдется место подвигу. И что самое главное на войне - это не бояться смотреть смерти в лицо. И кто, как не Антонина Макаровна, знал об этом лучше всего...

Ее арестовали летом 1978-го года в белорусском городке Лепель. Совершенно обычная женщина в плаще песочного цвета с авоськой в руках шла по улице, когда рядом остановилась машина, из нее выскочили неприметные мужчины в штатском и со словами: "Вам необходимо срочно проехать с нами!" обступили ее, не давая возможности убежать.

"Вы догадываетесь, зачем вас сюда привезли ?" - спросил следователь брянского КГБ, когда ее привели на первый допрос. "Ошибка какая-то", - усмехнулась женщина в ответ.

"Вы не Антонина Макаровна Гинзбург. Вы - Антонина Макарова, больше известная как Тонька-москвичка или Тонька-пулеметчица. Вы - карательница, работали на немцев, производили массовые расстрелы. О ваших зверствах в деревне Локоть, что под Брянском, до сих пор ходят легенды. Мы искали вас больше тридцати лет - теперь пришла пора отвечать за то, что совершили. Сроков давности ваши преступления не имеют ".

"Значит, не зря последний год на сердце стало тревожно, будто чувствовала, что появитесь, - сказала женщина. - Как давно это было. Будто и не со мной вовсе. Практически вся жизнь уже прошла. Ну, записывайте..."

Из протокола допроса Антонины Макаровой-Гинзбург, июнь 78-го года:

"Все приговоренные к смерти были для меня одинаковые. Менялось только их количество. Обычно мне приказывали расстрелять группу из 27 человек - столько партизан вмещала в себя камера. Я расстреливала примерно в 500 метрах от тюрьмы у какой-то ямы. Арестованных ставили цепочкой лицом к яме. На место расстрела кто-то из мужчин выкатывал мой пулемет. По команде начальства я становилась на колени и стреляла по людям до тех пор, пока замертво не падали все..."

"Cводить в крапиву" - на жаргоне Тони это означало повести на расстрел. Сама она умирала трижды. Первый раз осенью 41-го, в страшном "вяземском котле", молоденькой девчонкой-санинструкторшей. Гитлеровские войска тогда наступали на Москву в рамках операции "Тайфун".

Советские полководцы бросали свои армии на смерть, и это не считалось преступлением - у войны другая мораль. Больше миллиона советских мальчишек и девчонок всего за шесть дней погибли в той вяземской мясорубке, пятьсот тысяч оказались в плену. Гибель простых солдат в тот момент ничего не решала и не приближала победу, она была просто бессмысленной. Так же как помощь медсестры мертвецам...

19-летняя медсестра Тоня Макарова, очнулась после боя в лесу. В воздухе пахло горелой плотью. Рядом лежал незнакомый солдат. "Эй, ты цела еще? Меня Николаем Федчуком зовут". "А меня Тоней", - она ничего не чувствовала, не слышала, не понимала, будто душу ее контузили, и осталась одна человеческая оболочка, а внутри - пустота. Потянулась к нему, задрожав: "Ма-а-амочка, холодно-то как!" "Ну что, красивая, не плачь. Будем вместе выбираться", - ответил Николай и расстегнул верхнюю пуговицу ее гимнастерки.

Три месяца, до первого снега, они вместе бродили по чащобам, выбираясь из окружения, не зная ни направления движения, ни своей конечной цели, ни где свои, ни где враги. Голодали, ломая на двоих, ворованные ломти хлеба. Днем шарахались от военных обозов, а по ночам согревали друг друга. Тоня стирала обоим портянки в студеной воде, готовила нехитрый обед. Любила ли она Николая? Скорее, выгоняла, выжигала каленым железом, страх и холод у себя изнутри.

"Я почти москвичка, - гордо врала Тоня Николаю. - В нашей семье много детей. И все мы Парфеновы. Я - старшая, как у Горького, рано вышла в люди. Такой букой росла, неразговорчивой. Пришла как-то в школу деревенскую, в первый класс, и фамилию свою позабыла. Учительница спрашивает: "Как тебя зовут, девочка?" А я знаю, что Парфенова, только сказать боюсь. Ребятишки с задней парты кричат: "Да Макарова она, у нее отец Макар". Так меня одну во всех документах и записали. После школы в Москву уехала, тут война началась. Меня в медсестры призвали. А у меня мечта другая была - я хотела на пулемете строчить, как Анка-пулеметчица из "Чапаева". Правда, я на нее похожа? Вот когда к нашим выберемся, давай за пулемет попросимся..."

В январе 42-го, грязные и оборванные, Тоня с Николаем вышли, наконец, к деревне Красный Колодец. И тут им пришлось навсегда расстаться. "Знаешь, моя родная деревня неподалеку. Я туда сейчас, у меня жена, дети, - сказал ей на прощание Николай. - Я не мог тебе раньше признаться, ты уж меня прости. Спасибо за компанию. Дальше сама как-нибудь выбирайся". "Не бросай меня, Коля ", - взмолилась Тоня, повиснув на нем. Однако Николай стряхнул ее с себя как пепел с сигареты и ушел.

Несколько дней Тоня побиралась по хатам, христарадничала, просилась на постой. Сердобольные хозяйки сперва ее пускали, но через несколько дней неизменно отказывали от приюта, объясняя тем, что самим есть нечего. "Больно взгляд у нее нехороший, - говорили женщины. - К мужикам нашим пристает, кто не на фронте, лазает с ними на чердак, просит ее отогреть".

Не исключено, что Тоня в тот момент действительно тронулась рассудком. Возможно, ее добило предательство Николая, или просто закончились силы - так или иначе, у нее остались лишь физические потребности: хотелось есть, пить, помыться с мылом в горячей бане и переспать с кем-нибудь, чтобы только не оставаться одной в холодной темноте. Она не хотела быть героиней, она просто хотела выжить. Любой ценой.

В той деревне, где Тоня остановилась вначале, полицаев не было. Почти все ее жители ушли в партизаны. В соседней деревне, наоборот, прописались одни каратели. Линия фронта здесь шла посередине околицы. Как-то она брела по околице, полубезумная, потерянная, не зная, где, как и с кем она проведет эту ночь. Ее остановили люди в форме и поинтересовались по-русски: "Кто такая?" "Антонина я, Макарова. Из Москвы", - ответила девушка.

Ее привели в администрацию села Локоть. Полицаи говорили ей комплименты, потом по очереди "любили" ее. Затем ей дали выпить целый стакан самогона, после чего сунули в руки пулемет. Как она и мечтала - разгонять непрерывной пулеметной строчкой пустоту внутри. По живым людям.

"Макарова-Гинзбург рассказывала на допросах, что первый раз ее вывели на расстрел партизан совершенно пьяной, она не понимала, что делала, - вспоминает следователь по ее делу Леонид Савоськин. - Но заплатили хорошо - 30 марок, и предложили сотрудничество на постоянной основе. Ведь никому из русских полицаев не хотелось мараться, они предпочли, чтобы казни партизан и членов их семей совершала женщина. Бездомной и одинокой Антонине дали койку в комнате на местном конезаводе, где можно было ночевать и хранить пулемет. Утром она добровольно вышла на работу ".

"Я не знала тех, кого расстреливаю. Они меня не знали. Поэтому стыдно мне перед ними не было. Бывало, выстрелишь, подойдешь ближе, а кое-кто еще дергается. Тогда снова стреляла в голову, чтобы человек не мучился. Иногда у нескольких заключенных на груди был подвешен кусок фанеры с надписью "партизан". Некоторые перед смертью что-то пели. После казней я чистила пулемет в караульном помещении или во дворе. Патронов было в достатке..."

Бывшая квартирная хозяйка Тони из Красного Колодца, одна из тех, что когда-то тоже выгнала ее из своего дома, пришла в деревню Локоть за солью. Ее задержали полицаи и повели в местную тюрьму, приписав связь с партизанами. "Не партизанка я. Спросите хоть вашу Тоньку-пулеметчицу", - испугалась женщина. Тоня посмотрела на нее внимательно и хмыкнула: "Пойдем, я дам тебе соль".

В крошечной комнате, где жила Антонина, царил порядок. Стоял пулемет, блестевший от машинного масла. Рядом на стуле аккуратной стопочкой была сложена одежда: нарядные платьица, юбки, белые блузки с рикошетом дырок в спине. И корыто для стирки на полу.

"Если мне вещи у приговоренных нравятся, так я снимаю потом с мертвых, чего добру пропадать, - объяснила Тоня. - Один раз учительницу расстреливала, так мне ее кофточка понравилась, розовая, шелковая, но уж больно вся в крови заляпана, побоялась, что не отстираю - пришлось ее в могиле оставить. Жалко... Так сколько тебе надо соли?"

"Ничего мне от тебя не нужно, - попятилась к двери женщина. - Побойся бога, Тоня, он ведь есть, он все видит - столько крови на тебе, не отстираешься!" "Ну раз ты смелая, что же ты помощи-то у меня просила, когда тебя в тюрьму вели? - закричала Антонина вслед. - Вот и погибала бы по-геройски! Значит, когда шкуру надо спасти, то и Тонькина дружба годится?".

По вечерам Антонина наряжалась и отправлялась в немецкий клуб на танцы. Другие девушки, подрабатывавшие у немцев проститутками, с ней не дружили. Тоня задирала нос, бахвалясь тем, что она москвичка. С соседкой по комнате, машинисткой деревенского старосты, она тоже не откровенничала, а та ее боялась за какой-то порченый взгляд и еще за рано прорезавшуюся складку на лбу, как будто Тоня слишком много думает.

На танцах Тоня напивалась допьяна, и меняла партнеров как перчатки, смеялась, чокалась, стреляла сигаретки у офицеров. И не думала о тех очередных 27-и, которых ей предстояло казнить утром. Страшно убивать только первого, второго, потом, когда счет идет на сотни, это становится просто тяжелой работой.

Перед рассветом, когда после пыток затихали стоны приговоренных к казням партизан, Тоня вылезала тихонечко из своей постели и часами бродила по бывшей конюшне, переделанной наскоро в тюрьму, всматриваясь в лица тех, кого ей предстояло убить.

Из допроса Антонины Макаровой-Гинзбург, июнь 78-го года:

"Мне казалось, что война спишет все. Я просто выполняла свою работу, за которую мне платили. Приходилось расстреливать не только партизан, но и членов их семей, женщин, подростков. Об этом я старалась не вспоминать. Хотя обстоятельства одной казни помню - перед расстрелом парень, приговоренный к смерти, крикнул мне: "Больше не увидимся, прощай, сестра!.."

Ей потрясающе везло. Летом 43-го, когда начались бои за освобождение Брянщины, у Тони и нескольких местных проституток обнаружилась венерическая болезнь. Немцы приказали им лечиться, отправив их в госпиталь в свой далекий тыл. Когда в село Локоть вошли советские войска, отправляя на виселицы предателей Родины и бывших полицаев, от злодеяний Тоньки-пулеметчицы остались одни только страшные легенды.

Из вещей материальных - наспех присыпанные кости в братских могилах на безымянном поле, где, по самым скромным подсчетам, покоились останки полутора тысяч человек. Удалось восстановить паспортные данные лишь около двухсот человек, расстрелянных Тоней. Смерть этих людей и легла в основу заочного обвинения Антонины Макаровны Макаровой, 1921 года рождения, предположительно жительницы Москвы. Больше о ней не знали ничего...

"Розыскное дело Антонины Макаровой наши сотрудники вели тридцать с лишним лет, передавая его друг другу по наследству, - рассказал майор КГБ Петр Николаевич Головачев, занимавшийся в 70-е годы розыском Антонины Макаровой. - Периодически оно попадало в архив, потом, когда мы ловили и допрашивали очередного предателя Родины, оно опять всплывало на поверхность. Не могла же Тонька исчезнуть без следа?! Это сейчас можно обвинять органы в некомпетентности и безграмотности. Но работа шла ювелирная. За послевоенные годы сотрудники КГБ тайно и аккуратно проверили всех женщин Советского Союза, носивших это имя, отчество и фамилию и подходивших по возрасту, - таких Тонек Макаровых нашлось в СССР около 250 человек. Но - бесполезно. Настоящая Тонька-пулеметчица как в воду канула..."

"Вы Тоньку слишком не ругайте, - попросил Головачев. - Знаете, мне ее даже жаль. Это все война, проклятая, виновата, она ее сломала... У нее не было выбора - она могла остаться человеком и сама тогда оказалась бы в числе расстрелянных. Но предпочла жить, став палачом. А ведь ей было в 41-м году всего 20 лет".

Но просто взять и забыть о ней было нельзя.

"Слишком страшные были ее преступления, - говорит Головачев. - Это просто в голове не укладывалось, сколько жизней она унесла. Нескольким людям удалось спастись, они проходили главными свидетелями по делу. И вот, когда мы их допрашивали, они говорили о том, что Тонька до сих пор приходит к ним во снах. Молодая, с пулеметом, смотрит пристально - и не отводит глаза. Они были убеждены, что девушка-палач жива, и просили обязательно ее найти, чтобы прекратить эти ночные кошмары. Мы понимали, что она могла давно выйти замуж и поменять паспорт, поэтому досконально изучили жизненный путь всех ее возможных родственников по фамилии Макаровы..."

Однако никто из следователей не догадывался, что начинать искать Антонину нужно было не с Макаровых, а с Парфеновых. Да, именно случайная ошибка деревенской учительницы Тони в первом классе, записавшей ее отчество как фамилию, и позволила "пулеметчице" ускользать от возмездия столько лет. Ее настоящие родные, разумеется, никогда не попадали в круг интересов следствия по этому делу.

Но в 76-м году один из московских чиновников по фамилии Парфенов собирался за границу. Заполняя анкету на загранпаспорт, он честно перечислил списком имена и фамилии своих родных братьев и сестер, семья была большая, целых пять человек детей. Все они были Парфеновы, и только одна почему-то Антонина Макаровна Макарова, с 45-го года по мужу Гинзбург, живущая ныне в Белоруссии. Мужчину вызвали в ОВИР для дополнительных объяснений. На судьбоносной встрече присутствовали, естественно, и люди из КГБ в штатском.

"Мы ужасно боялись поставить под удар репутацию уважаемой всеми женщины, фронтовички, прекрасной матери и жены, - вспоминает Головачев. - Поэтому в белорусский Лепель наши сотрудники ездили тайно, целый год наблюдали за Антониной Гинзбург, привозили туда по одному выживших свидетелей, бывшего карателя, одного из ее любовников, для опознания. Только когда все до единого сказали одно и то же - это она, Тонька-пулеметчица, мы узнали ее по приметной складке на лбу, - сомнения отпали".

Муж Антонины, Виктор Гинзбург, ветеран войны и труда, после ее неожиданного ареста обещал пожаловаться в ООН. "Мы не признались ему, в чем обвиняют ту, с которой он прожил счастливо целую жизнь. Боялись, что мужик этого просто не переживет", - говорили следователи.

Виктор Гинзбург закидывал жалобами различные организации, уверяя, что очень любит свою жену, и даже если она совершила какое-нибудь преступление - например, денежную растрату, - он все ей простит. А еще он рассказывал про то, как раненым мальчишкой в апреле 45-го лежал в госпитале под Кенигсбергом, и вдруг в палату вошла она, новенькая медсестричка Тонечка. Невинная, чистая, как будто и не на войне, - и он влюбился в нее с первого взгляда, а через несколько дней они расписались.

Антонина взяла фамилию супруга, и после демобилизации поехала вместе с ним в забытый богом и людьми белорусский Лепель, а не в Москву, откуда ее и призвали когда-то на фронт. Когда старику сказали правду, он поседел за одну ночь. И больше жалоб никаких не писал.

"Арестованная мужу из СИЗО не передала ни строчки. И двум дочерям, которых родила после войны, кстати, тоже ничего не написала и свидания с ним не попросила, - рассказывает следователь Леонид Савоськин. - Когда с нашей обвиняемой удалось найти контакт, она начала обо всем рассказывать. О том, как спаслась, бежав из немецкого госпиталя и попав в наше окружение, выправила себе чужие ветеранские документы, по которым начала жить. Она ничего не скрывала, но это и было самым страшным.

Создавалось ощущение, что она искренне недопонимает: за что ее посадили, что ТАКОГО ужасного она совершила? У нее как будто в голове блок какой-то с войны стоял, чтобы самой с ума, наверное, не сойти. Она все помнила, каждый свой расстрел, но ни о чем не сожалела. Мне она показалась очень жестокой женщиной. Я не знаю, какой она была в молодости. И что заставило ее совершать эти преступления. Желание выжить? Минутное помрачение? Ужасы войны? В любом случае это ее не оправдывает. Она погубила не только чужих людей, но и свою собственную семью. Она просто уничтожила их своим разоблачением. Психическая экспертиза показала, что Антонина Макаровна Макарова вменяема".

Следователи очень боялись каких-то эксцессов со стороны обвиняемой: прежде бывали случаи, когда бывшие полицаи, здоровые мужики, вспомнив былые преступления, кончали с собой прямо в камере. Постаревшая Тоня приступами раскаяния не страдала. "Невозможно постоянно бояться, - говорила она. - Первые десять лет я ждала стука в дверь, а потом успокоилась. Нет таких грехов, чтобы всю жизнь человека мучили".

Во время следственного эксперимента ее отвезли в Локоть, на то самое поле, где она вела расстрелы. Деревенские жители плевали ей вслед как ожившему призраку, а Антонина лишь недоуменно косилась на них, скрупулезно объясняя, как, где, кого и чем убивала... Для нее это было далекое прошлое, другая жизнь.

"Опозорили меня на старости лет, - жаловалась она по вечерам, сидя в камере, своим тюремщицам. - Теперь после приговора придется из Лепеля уезжать, иначе каждый дурак станет в меня пальцем тыкать. Я думаю, что мне года три условно дадут. За что больше-то? Потом надо как-то заново жизнь устраивать. А сколько у вас в СИЗО зарплата, девчонки? Может, мне к вам устроиться - работа-то знакомая..."

Антонину Макарову-Гинзбург расстреляли в шесть часов утра 11 августа 1978 года, почти сразу после вынесения смертного приговора. Решение суда стало абсолютной неожиданностью даже для людей, которые вели расследование, не говоря уж о самой подсудимой. Все прошения 55-летней Антонины Макаровой-Гинзбург о помиловании в Москве были отклонены.

В Советском Союзе это было последнее крупное дело об изменниках Родины в годы Великой Отечественной войны, и единственное, в котором фигурировала женщина-каратель. Никогда позже женщин в СССР по приговору суда не казнили.

Очень нашумевшая история - знаю её не по наслышке. Я родилась в г.Лепеле- и эта история мне очень знакома. Весь город следил за публикацией статей следствий по делу Тоньки. Подруге моей мамы (тёте Розе) даже довелось работать с ней на производстве. Она там работала вроде мастером смены. Привычка закладывать руки за спину у нее сохранилась с времен своих карательных дел. Тетя Роза называла её за спиной "гестаповкой"- за что та ее просто ненавидела. Как оказалось -так оно и было.

  • Сергей Савенков

    какой то “куцый” обзор… как будто спешили куда то