Фирдоуси. Шах-наме

Миниатюра из рукописи «Шах-наме» XVI века.

Фирдоуси-слава и гордость мировой

культуры

Всемирная история знает яркие, насыщенные грозными событиями периоды, которые Стефан Цвейг образно назвал «звездными часами человечества». В эти эпохи самые передовые представители своего времени, те, кого справедливо именуют совестью народной, остро и сильно переживая драматические ситуации своей эпохи, создают великие творения человеческого духа.

К числу подобных произведений, отразивших в высокохудожественной форме духовный и общественный подъем народов, относятся: «Махабхарата» и «Рамаяна», «Илиада» и «Одиссея», «Божественная комедия» Данте и трагедии Шекспира. В этом ряду стоит и «Шах-наме» гениального Фирдоуси.

Поэт, взявший себе псевдоним «Фирдоуси», что означает «райский», жил и творил в восточном Иране, который входил в те далекие времена в состав государства Саманидов, объединившего земли, на которых жили предки современных таджиков и персов. Это территориальное единство двух народов продолжалось многие столетия, и вплоть до XVI века культурное достояние персов и таджиков было общим.

В государстве Саманидов, политическими и культурными центрами которого были города Бухара и Самарканд, в X веке на базе развития производительных сил, городской жизни и роста национального самосознания народа расцвели наука и художественная литература. На территории Хорасана и Средней Азии в то время жили и творили выдающиеся математики Хорезми (IX в.), Худжанди (Хв.), великие философы и ученые Аль-Фараби (IX в.), Ибн-Сина (X–XI вв.) и Бируни (X–XI вв.).

В X веке в столице Бухаре и других городах державы Саманидов бурно развивалась литература на языке дари, иначе именуемом также фарси. Она послужила основой для дальнейшего развития классической персидско-таджикской поэзии: в X веке был выработан и отшлифован литературный язык фарси, сформировались основные жанры персидско-таджикской поэзии, сложилась система образов с развитой поэтической лексикой и богатством речевых средств, были канонизированы все стихотворные метры и их модификации.

В этот период в государстве Саманидов творила плеяда замечательных поэтов, в произведениях которых наряду с характерными для эпохи панегириками воплотились идеи и мысли, волновавшие передовых людей того времени и отразившие коренные интересы народа. В поэзии достигла высокого развития лирика как философско-этического, так и любовного характера; лирические стихи поэтов были проникнуты глубокими раздумиями о судьбе человека, о мироздании, социальной несправедливости.

О философской лирике дают яркое представление стихи выдающегося поэта-философа Шахида Балхи (X в.), в которых он выразил свое понимание взаимоотношения богатства и знаний:

Видно, званье и богатство - то же, что нарцисс и роза,
И одно с другим в соседстве никогда не расцветало.

Кто богатствами владеет, у того на грош познаний,
Кто познаньями владеет, у того богатства мало.

Этот мотив несовместимости знания и богатств в персидско-таджикской поэзии был излюбленным, он встречается у многих поэтов, в том числе и у великого Рудаки (ум. в 941 г.) - признанного основоположника классической поэзии на языке фарси.

Персидско-таджикскую поэзию X века характеризует живое восприятие бытия, призыв к полнокровной жизни со всеми ее радостями, вызов неумолимой судьбе. Такими мотивами навеяно известное стихотворение Рудаки:

Будь весел с черноокою вдвоем,
Затем что сходен мир с летучим сном.

Ты будущее радостно встречай,
Печалиться не стоит о былом.

Я и подруга нежная моя,
Я и она - для счастья мы живем.

Как счастлив тот, кто брал и кто давал,
Несчастен равнодушный скопидом.

Сей мир, увы, лишь вымысел и дым,
Так будь что будет, насладись вином!

В VII веке Иран и Средняя Азия были завоеваны Арабским халифатом и включены в сферу экономической, политической и культурно-духовной жизни этого огромного государства. Однако уже через столетие в среде иранских образованных кругов началось движение, известное под названием шуубийа, в котором отразился протест порабощенных пародов против их духовного закабаления. Так, например, иранские шуубиты собирали древние сказания, переводили древнеиранские книги на арабский язык, использовали в своих стихах идеи, образы и мотивы Авесты и других зороастрийских религиозных сочинений.

Особое распространение в X веке получило сведение древних иранских мифов и героических сказаний в специальные сборники, носившие название «Шах-наме» («Книга о шахах»). При составлении этих произведений широко использовались написанные на среднеперсидском языке своды «Худай-наме» («Книга о царях»), в которых наряду с официальной придворной хроникой династии Сасанидов (III–VI вв. н. э.) содержались также мифы и сказания иранских народов.

В течение X века на языке дари было составлено три (по свидетельству некоторых источников - четыре) прозаических свода «Шах-наме», которые носили полуисторический-полухудожественный характер и не могли оказывать должного эстетического воздействия. Следовательно, в то время уже созрела настоятельная потребность создания истинно поэтических произведений о героическом прошлом. Все это было обусловлено, с одной стороны, все возрастающим процессом пробуждения народного самосознания у предков таджиков и персов, необходимостью духовного самовыражения, то есть создания художественной эпической литературы на родном языке; с другой стороны, было продиктовано необходимостью консолидации внутренних сил страны перед угрозой иноземного вторжения кочевых племен, с которыми Саманидам приходилось вести беспрерывные войны. Этот социальный заказ остро чувствовали все передовые писатели и общественные деятели Саманидского государства, и первым, кто попытался удовлетворить эту настоятельную потребность общества, был поэт Дакики, погибший совсем молодым (977 г.) и успевший написать всего несколько тысяч бейтов (двустиший).

Завершить неоконченную работу Дакики взялся Абулькасим Фирдоуси, создавший гениальную эпопею «Шах-наме» - венец всей персидской и таджикской поэзии.

Исторические и историко-литературные источники сообщают о жизни Фирдоуси лишь скудные сведения. Известно, что он родился где-то около 934 года, в семье обедневшего дихкана - представителя полупатриархальной-полуфеодальной знати, теснимой новым классом феодальных землевладельцев.

В 994 году, как об этом говорится в заключительной части «Шах-наме», Фирдоуси закончил первую, неполную редакцию своего произведения. За долгие годы, в течение которых он писал «Шах-наме», ему пришлось испытать и голод, и холод, и жестокую нужду. О незавидном материальном положении великого поэта говорится во многих лирических отступлениях, разбросанных по всей огромной книге. Так, в одном из них он сетует:

Луна померкла, мрачен небосвод,
Из черной тучи снег идет, идет.

Ни гор, ни речки, ни полей не видно,
И ворона, что мглы черней, не видно.

Ни дров, ни солонины у меня,
И нет - до новой жатвы - ячменя.

Хоть вижу снег - слоновьей кости гору,-
Поборов я боюсь в такую пору.

Весь мир вверх дном перевернулся вдруг…
Хотя бы чем-нибудь помог мне друг!

Над первой редакцией поэт, судя по сведениям первоисточников и текста самого «Шах-наме», трудился около двадцати лет и лишь в старости получил вознаграждение за свой поистине титанический труд. В то время правители платили поэтам за посвящение им произведений. Однако Фирдоуси оказался в незавидном положении: в 992 году (то есть за два года до завершения первой редакции «Шах-наме») Бухара - столица Саманидов, политике которых отвечал идейный смысл эпопеи и на покровительство которых поэт имел все основания рассчитывать, была взята Караханидами - предводителями кочевых племен из Семиречья. И надеждам Фирдоуси не суждено было осуществиться, но он не прекратил работы и приступил ко второй редакции, по объему почти вдвое предвосходившей первоначальную, которая была закончена в 1010 году. К этому времени Саманидов в качестве правителя Хорасана и части Средней Азии сменил могущественный властитель Газны султан Махмуд (997-1030), прославившийся как жестокий завоеватель Северной Индии. Он отверг творение Фирдоуси.

Существует много легенд о причинах конфликта между гениальным поэтом и грозным тираном. Одна из них была поэтически обработана великим немецким романтиком Генрихом Гейне.

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

«Шахнаме» – национальное произведение иранских народов прежде всего, но именно потому, что Абулькасем Фирдоуси с такой полнотой, глубиной и мастерством художественного воплощения выразил в поэме свое народное, национальное, он занимает достойное место и в ряду великих поэтов мира.

«Шахнаме» – глубоко правдиво, прогрессивно, человечно и оптимистично. Все эти черты роднят поэму Фирдоуси с другими великими произведениями искусства. Именно здесь следует искать основу бессмертия и мирового значения поэмы.

Если говорить о величайших произведениях мирового искусства, всегда будут названы в соответствующей области несколько имен, несколько произведений, которые не могут быть забыты. Исключительные, монументальные, эти произведения бессмертны.

Гениальный грузинский поэт Шота Руставели (XII в.) в предисловии к «Витязю в тигровой шкуре» говорит о внутренней значительности темы в соединении с высоким мастерством как о непременных условиях создания великого произведения: «Дар напевов – это область в царстве мудрости высокой», «Не поэт, кто где-то, как-то стих-другой случайно скажет... кто сразить не смея зверя... дичине мелкой рад»457
«Витязь в тигровой шкуре». ГИХЛ, 1935, стр. 13. Перевод Г. Цагарели.

Высокое художественное мастерство в сочетании с идейностью, народностью как раз и определяют монументальность «Шахнаме». Монументальность содержания гармонически сочетается здесь с монументальностью формы.

Действительно, поэма грандиозна, тем более что это произведение одного автора, а не свод различных народно-эпических и литературных материалов, оформлявшийся иногда в течение столетий, как, например, индийская «Махабхарата»458
О «Махабхарате» (в издании Академии наук, 1950) в послесловии академика А. П. Баранникова говорится: «В создании этой поэмы принимали участие представители разных народов и разных каст древней Индии» (стр. 589) и далее: «Период обработки и переработки «Махабхараты» охватывает несколько столетий... единой редакции этого памятника не было создано, хотя создание «Махабхараты» было приписано одному автору – легендарному мудрецу и поэту Вьясе» (стр. 591).

В смысле широты охвата событий ни один народ мира не имеет такой грандиозной эпопеи, как «Шахнаме».

В самом деле, если бы, например, какой-нибудь греческий автор – Гомер позднейшего времени – отразил в единой поэме (в десятки раз превышающей объем «Илиады» и «Одиссеи») весь цикл греческих сказаний, включая ранний исторический период, эпопею персидских войн, расцвет и падение Афин, возвышение Македонии, чудесный поход Александра на восток, перипетии борьбы диадохов и эпигонов и закончил бы эпопею битвой при Пидне и обращением Эллады в римскую провинцию (168 г. до н. э.), то мы имели бы подобие «Шахнаме» Фирдоуси в древнегреческой литературе.

Аналогичные сопоставления можно было бы дать и на материале литератур других народов мира. Дело в том, что ни в одной из этих литератур эпопея не вбирает в себя так органически всю мифологию, народные эпические сказания и историю, не объединяет их в композиционное единое законченное целое, как это имеет место в «Шахнаме» Фирдоуси.

То, что именно иранцы создали такое исключительное в мировой литературе произведение, как «Шахнаме» Фирдоуси, представляется фактом закономерным и понятным в силу сочетания особых исторических условий, сделавших возможным появление и завершение поэмы.

Все это, разумеется, не определяет общего превосходства литератур Ирана над древнегреческой, древнеиндийскими, китайской и другими (в том числе и европейскими), но лишь свидетельствует о специфике их развития.

Творчество Фирдоуси, таким образом, является предметом законной гордости современных таджиков и персов, для которых «Шахнаме» – основное классическое произведение родной литературы. Вместе с тем, «Шахнаме» – одно из наиболее значительных произведений мировой литературы.

Л . Стариков

ОТ ПЕРЕВОДЧИКА

Завершая свою бессмертную поэму «Шахнаме», Абулькасим Фирдоуси писал:

Труд славный окончен, в родимой стране
Не смолкнет отныне молва обо мне.
Не умер я, жив – пусть бегут времена.
Недаром рассыпал я слов семена.
И каждый, в ком разум и мысли светлы,
Почтит мою память словами хвалы.

Потомки по достоинству оценили творческий подвиг великого поэта: молва о нем распространилась далеко за пределами родины.

Впервые услышав строки «Шахнаме» на земле советского Узбекистана, – в древнем Самарканде, – я в дальнейшем узнала, что это великое творение известно в подлиннике не только в Иране и в советской Средней Азии, но и в Афганистане, Пакистане и в Индии, где языком фарси владеют десятки миллионов людей. В самых отдаленных селениях люди собираются для того, чтобы послушать народных певцов, по памяти воспроизводящих сказы любимого эпоса. Поистине удивительна популярность этой «Илиады Востока» среди широчайших народных масс.

Звучные строки одного из первых поэтических переводов «Шахнаме», с которым мне довелось познакомиться, я услышала из уст казахского акына Джамбула.

Грузины, узбеки, армяне и другие народы Советского Союза также знают «Шахнаме» в переводах на свои родные языки. Немало отрывков из поэмы было переведено на русский язык, особенно в последние годы.

Советский читатель ждет полного поэтического перевода «Шахнаме» на русский язык, осуществленного непосредственно с подлинника. Сделать хотя бы первые шаги в этом направлении – такова задача, поставленная перед собой автором и редактором настоящего перевода.

При выполнении этой задачи нас ждали трудности двоякого рода: во-первых, следовало бережно, без искажений воспроизвести мысли и образы литературного памятника тысячелетней давности; во-вторых, предстояло дать читателю хотя бы отдаленное представление о музыке стиха Фирдоуси. Как шла работа в этих двух направлениях, можно показать на следующих примерах:

Известное высказывание Фирдоуси о науке обычно трактовалось в переводах таким образом: «Увидев ветви науки, поймешь, что знанию не дано дойти до корня». Внимательный анализ текста дал возможность установить подлинный смысл этих строк. Чисто внешняя, языковая игра слов-ветвь и корень – была привлечена поэтом лишь для того, чтобы подчеркнуть противопоставление двух частей данного бейта (двустишия). Поэтому при переводе следовало выделить главную часть, а к ней подобрать другую, которая на русском языке сочеталась бы с главной так же логично, как и в подлиннике. Основная мысль в данном бейте – знанию нет предела. Слово бон , имеющее два значения – «корень» и «предел (конец)», здесь явно употреблено во втором значении, поскольку словосочетание найайад бе бон означает «не имеет предела (конца)». Но слову «конец» естественней всего противопоставить «начало», в данном случае «начала наук», «первые познания». Отсюда возникла трактовка:

Лишь первых познаний блеснет тебе свет,
Узнаешь: предела для знания нет.

Принципиальное различие двух приведенных толкований очевидно. Мы убеждены, что второе отражает подлинный взгляд Фирдоуси, его веру в могущество человеческого познания.

Другой пример. Во вступлении к поэме первые строки раздела «О происхождении Шахнаме» прозвучали в переводе с достаточной убедительностью лишь после того, как стал ясен внутренний смысл образа: в саду поэзии плоды уже обобраны другими – неведомых преданий не осталось. Но если поэту не дано сорвать плоды – найти новые сюжеты, – то он готов обратиться к сюжетам уже известным – к преданиям древности; они, как тень густолиственного дерева, спасут от гибели, дадут возможность поэту обрести бессмертие в поэме, увековечивающей эти старинные предания.

Таким образом, при переводе мы стремились идти по линии отказа от внешнего, механического копирования в пользу более глубокого проникновения в смысл подлинника.

Давая оценку своему творению, его неувядаемой художественной силе, Фирдоуси говорит:

Рассыплются стройных дворцов кирпичи,
Разрушат их ливни и солнца лучи.
Но замок из песен, воздвигнутый мной,
Не тронут ни ветры, пи грозы, ни зной.

Анализ художественных средств, системы образов, языка поэмы – одновременно и простого, и величавого – предмет специального исследования. Здесь ограничимся лишь указанием на то, что Фирдоуси активизирует мысль читателя, он не преподносит образы готовыми; а заставляет как бы додумывать их. Например, если о герое сказано: «в руке его – пламя, в другой – ураган», то, как можно догадаться, пламя это – меч, а ураган – конь, которым управляет герой. Образы подлинника мы старались сохранять в переводе, даже если они звучат непривычно для русского читателя (напр., сравнения войска с нарядной невестой, с весенним садом). Нашей задачей было не приноравливать подлинник к своему вкусу, а передать его таким, как он есть.

Стремление сохранить своеобразие подлинника, разумеется, не распространялось на идиомы. Например, выражение «испустил из печени холодный вздох» переведено: «и вырвался горестный вздох из груди»; фраза «не нашел в сказанной речи ни конца, ни начала» переведена: «ни складу, ни ладу в речах не сыскал» и т. д.

Передать в переводе звучание стиха Фирдоуси – задача нелегкая. Следует прежде всего пояснить, почему был выбран именно амфибрахий, а не другой стихотворный размер.

Основную роль здесь сыграли личные впечатления переводчика от устного воспроизведения поэмы как персами, так и таджиками.

Как бы субъективно ни было отношение поэта к тому или другому размеру, трудно отрицать, что амфибрахий с мужской рифмой достаточно верно передает энергичный стих «Шахнаме»:

«Я – туча, – в ответ раздаются слова, -
Но туча с когтями свирепого льва,
Струящая стрелы, несущая меч,
Сносящая дерзкие головы с плеч».

Ритмическая близость данного размера к размеру подлинника (при всем различии между русской и персидской системами стихосложения) особенно ощущается в строках, подобных следующим, которых в поэме немало:

Бе тадж-о бе тахт-о бе мах-о бе мёхр..
Престолом, короною, солнцем, луной...

Дарид-о борид-о шекаст-о бебаст...
Связал, и сломал, и пронзил удалец...

Отмечу также, что русский перевод, осуществленный данным размером, ложится на все мелодии, которые мне довелось слышать при исполнении «Шахнаме» народными певцами.

Избранный переводчиком размер позволяет сохранить строфику поэмы, в которой бейты (двустишия) являются как бы самостоятельными, однородными строфами. (В отдельных случаях, там где это необходимо для лучшего донесения смысла, в переводе допущена перестановка в пределах двух бейтов).

Разнообразие и богатство звучания стиха в подлиннике достигается путем мастерской организации звукового материала внутри бейта. Средствами для этого служат различные приемы восточной классической поэзии, широко используемые Фирдоуси и по мере сил воспроизводимые в переводе, как, например:

1) Внутренние рифмы, звуковые повторы, аллитерации:

Игривы , ретивы , бегут скакуны,
И гривы их мускусом умащены.

2) Составная (редифная) рифма:

Скажу: «О бесценные братья мои,
Люблю вас, придите в объятья мои».

3) Глубокая составная рифма:

Они приближались , поклоны творя ,
И всем возвещались законы царя.

4) Двойная редифная рифма:

Склоненную видел страну пред собой,
Бездонную видел казну пред собой и т. д

Отмечу еще своеобразный прием.

Ростем отличился в сражении том:
Арканом своим, булавою, мечом
Немало и рук, и хребтов, и сердец
Связал, и сломал, и пронзил удалец.

При обычном построении было бы сказано, что Ростем вязал арканом руки, ломал булавой хребты, пронзал мечом сердца.

Следует отметить, что не всегда тот или иной прием воспроизведен переводчиком в том же месте, где он употреблен в подлиннике. Непереводимая игра слов или звуков по возможности компенсируется где-нибудь поблизости с тем, чтобы передать характер стиха в целом. Однако там, где поэт непосредственно живописует звуками, переводчик пытается в какой-то мере воспроизвести эту звукопись (напр, «стон встал над страною от стука копыт»).

Как и в других эпосах, в «Шахнаме» встречаются постоянные эпитеты, сравнения, повторяются обороты, рифмы, целые строки, что имеет место и в переводе.

Работа над переводом сочеталась с изучением текста поэмы в оригинале под руководством редактора перевода поэта Абулькасима Лахути. Ряд толкований, по-новому освещающих отдельные места подлинника, интересные гипотезы относительно неясных или испорченных переписчиками мест, выявление случайно оставшихся в тексте повторений-вариантов – во всем этом основная заслуга принадлежит Абулькасиму Лахути.

Ценные советы были даны мне участниками настоящего издания Е. Э. Бертельсом, А. А. Стариковым и В. М. Пискуновым.

Немалая помощь была оказана мне и другими советскими учеными, а также товарищами по перу, которым приношу искреннюю благодарность. Ряд интересных консультаций был получен и от иранских литературоведов, приезжавших в последние годы в СССР.

Глубокую признательность переводчик выражает академику В. П. Волгину и члену-корреспонденту Академии наук СССР Н. И. Конраду, которые своей активной помощью и неизменным участием помогли завершить работу над первым томом.

Ц. Б. Бану

БИБЛИОГРАФИЯ459
В Библиографии даны только основные издания, связанные с изучением
«Шахнаме» (в хронологическом порядке), а также работы, упомянутые в статье.

I. ИЗДАНИЯ ТЕКСТА

Jones W. Poesos Asiaticae commentariorum libri sex. London, 1774. [Первая европейская публикация фрагментов текста «Шахнаме» с латинским переводом].

Lumsden М. The Shah Nainu Being a Series of Heroic Poem of the Ancient History of Persia, from the Earliest Times... by the Celebrated Abool Kousim i Firdousee of Toos, in eight volumes. Vol. first. Calcutta, 1811. [Первый незаконченный опыт издания полного текста].

Turner Масan. The Shah Nameh: An Heroic Poem... by Abool Kasim Firdousee... vol. I-IV. Calcutta, 1829. [Первое европейское издание полного критического текста «Шахнаме» с введением].

Vullегs J.-A. Chrestomathia Schahnamiana... Bonnae, 1833. [Сводное издание – хрестоматия ранее опубликованных фрагментов с комментарием и словарем].

Моhl J. Le Livre des Rois par Abou’l Kasim Firdousi, publie, traduit et cominente par.. . Paris, t. I (1838), t. II (1842), t. III Д846), t. IV (1855), t. V (1866), t. VI (1868), t. VII (1878). [Полное издание текста с французским прозаическим переводом en regard и научным историко-литературным введением].

Riickert Fr. Bemerkungen zu Mohl’s Ausgabe des Firdousi. ZDMG Bd. VIII (1854), S. 239-329; Bd. X (1856), S. 127-282.

Ethe H. Firdusi als Lyriker. Sitzungsber. d. Akademie d Wissensch. (Philos.-Histor. Klasse) H. III, 1872, H. V, 1877. Munchen.

Vullers J.-A. Firdusii Liber Regum qui inscribitur Schahname... t. I (1877), t. II (1879), t. III (1884), Lugduni Batavorum. [Незаконченное (без IV тома) издание сводного текста по публикациям Ж. Моля и Т. Макана до последнего времени условно принимавшееся за стабильное критическое].

Рizzi I. Antologia Firdusiana con un compendio di grammatica persiana e un vocabulario... 2 ed. Lipsia. 1891.

Ethe H. «Yusuf and Zalikha» by Firdawsi of Tus... Fasc. I. Oxford, 1908

Гаффаров М. А. Образчики персидской письменности с X в... ч. II Поэзия. Москва, 1906, [Антология].

Шахнаме, т. I-V, Тегеран, изд. «Хавер» (Рамазани), 1931-1933. [Переиздание текста Вуллерса]. На персидском языке.

Шахнаме, т. I-X, изд. Берухим, Тегеран, 1934-1936 [Юбилейное издание текста Вуллерса (I-III) – дополненное С. Нафиси (IV т.); основной – справочный текст «Шахнаме». На персидском языке].

Абуль Касим Фирдауси. Шах-Намэ. Сталинабад-Ленинград, Гос. изд-во Таджикистана, 1938. [Антология в таджикской латинизированной графике; составил А. Н. Болдырев].

А. Фирдавси. Достонхо зл Шохнома. I. Сталинобод, 1955 [антология]

II. СПЕЦИАЛЬНЫЕ СЛОВАРИ К «ШАХНАМЕ»

Vullers J.A, Lexicon Persico-Latinum Etymologicum... t. I-II. Bonnae ad Rhenum, 1855-1864. [Полный словарь, – в основе компилятивный свод указаний персидских ферхенгов].

Abdulqadiri Baghdadensis Lexicon Sahnamianum... ed. Carolus Salemann Petropoli, 1895. [На турецком языке].

Wolff F. Glossar zu Firdusis Schahname... Berlin, 1935. [Новейший полный словарь к «Шахнаме»].

Шафак Р. Ферхенг-е Шахнаме. Тегеран, 1942. [Краткий словарь с введением о Фирдоуси и его поэме]. На персидском языке.

III. ОСНОВНЫЕ ПЕРЕВОДЫ «ШАХНАМЕ» И ДРУГИХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ ФИРДОУСИ

Champion J. The Poems of Ferdosi Translated from the Persian by v I., Calcutta, 1785 (4 ed., London, 1788). [Первая попытка дать полный перевод «Шахнаме»].

Gorres Joh.-Jos. Das Heldenbuch von Iran aus dem Schah-Nameh des Firdussi... in zwei Banden. Berlin, 1820.

Atkinson J. The Shah Nameh of the Persian Poet Firdausi translated and abridged in prose and verse... London, 1832 (1886, 1892).

Ruckert Fr. Rostem und Sohrab. Eine Heldengeschichte in zwolf Buchern... Erlangen, 1838.

Жуковский В. А. «Рустэм и Зораб, персидская повесть из царственной книги («Шах-наме»)». Новые стихотворения... т. I. СПб., 1849. [Вольная обработка эпизода с вольного немецкого варианта Ф Рюккерта].

Shаск A. F., von... Heldensagen des Firdusi – 1. Lief., Berlin, 1865; l Lief., Stuttgart, 1877.

Mohl J. Le Livre des Rois... vol. I-VII. Paris, 1877-1878. [Перевод и введение; так называемый Petit МоЫ].

Schlechta-Wssehrd O. Firdousi. «Jusuf und Suleicha» Romant. Heldengedicht. Aus dem persischen zum 1 Male iibertragen... Wien, 1889.

Ruсkert Fr. Firdosi’s Konigsbuch (Schahname) ubersetzt von... Berlin. Sage I-XIII, 1890; Sage XV-XIX, 1894; Sage XX-XXVI, 1895.

Pizzi I. Il Libro dei Re. Poema epico redato dal persiano in versi italiani... v I-VIII. Torino, 1886-1888.

Крымский A. E. «Шаг-наме» або ipaнськa кнiгa царив, нашсав Абуль-Касим Фирдовсий Туський. С перськой мови переложив... «Життя и Слово», Львов, 1895. Дополнительное издание с введением и библиографией в серии «Литер.-научн. Биб-ка». Львов, 1896. [Украинский перевод белыми стихами с начала поэмы до Менучехра].

Соколов С. Абулькасим Фердовси «Книга о царях» («Шахнаме») с персидского перевел... [белые стихи]. Вып. первый. Москва, 1905. [С начала поэмы до Менучехра].

Warner A. G. The Shahnama of Firdausi vol. I-VIII. London, 1905– 1923 [белые стихи].

Соколов С. «Ростем и Сохраб» – «Восточный сборник» (в честь Алексея Ник. Веселовского). Москва, 1915. См. также: в т. II, вып. 2 «Истории Персии» А. Е. Крымского – Москва. 1916.

Фирдоуси. Шахнаме – Перевод Бундари, предисловие док-pa Аззам. На арабском языке. Каир, 1932. [Древнейший перевод «Шахнаме» XIII в.].

Абу-л-Касим Фирдоуси Тусский. Шах-намэ. Под ред Ю. Абуладзе и др., I т. Тифлис 1916, II т. Тбилиси 1934 г. – на груз языке [Грузинские версии-обработки «Шахнаме». («Ростомиани» и др.)].

Фирдоуси. Книга царей (Шахнаме) – избр. места. Перевод М. Лозинского под редакцией, с примечаниями и вступит, статьей Ф. А. Розенберга. М.-Л. Academia, 1934. [Поэтический перевод с пересказом содержания фрагментов поэмы].

Орбели И. и Тревер К. «Шатранг» – Книга о шахматах. Л., Гос. Эрмитаж, 1936. [Включен отрывок из «Шах-намэ» «Гав и Талханд» в пер. М. М. Дьяконова].

Фирдоуси. Фрагменты в переводах Державина, вступит, заметка Ю. Явич. Серия «Классики таджикской литературы». Сталинабад, 1940.

Фирдоуси. «Сказание о Бахраме Чубина». Перевод С. Липкина, вступит. заметка проф. А. А. Семенова. Сталинабад, 1952.

Фирдоуси. Шах-намэ. Поэмы. Перевод с таджикского С. Липкина. VI , Детгиз, 1955 [антология].

IV. ЛИТЕРАТУРА О ФИРДОУСИ И «ШАХНАМЕ»

Wailenbourg J. R. Notice sur le Ghah Nameh de Firdoucy...Vienna, 1812. [Здесь впервые опубликован перевод «добайсонкоровского» предисловия].

Hammer J., von... Geschichte der schonen Redekunste Persiens. Wien, 1818.

Spiegel F. – Die Sage von Sam und das Shahnameh. ZDMG, III, 1849.

Назарианц С. Абул-Касим Фердоуси Тусский, творец Книги царей, известной под названием «Шах-наме»... Сочинение Доктора Вост. Словесности... Книжка 1. Казань, 1849. [Первая (не считая публицистической статьи мирзы Казембека «Мифология персов по Фирдоуси» – «Северное обозрение», т. III, стр. 1-12, 1848 г.) русская специальная работа, сохраняющая ныне только историческое значение. В конце книжки интересно отметить desiderata автора – мечту о полном русском переводе с подлинника в связи с появлением перевода В. А. Жуковского].

Зиновьев И. Эпические сказания Ирана. Рассуждение, написанное для получения степени магистра... СПб., 1856, стр. 125. [Сохраняет значение подробного пересказа содержания героической части «Шахнаме» с цитатами из текста].

Деларю Ф. – О происхождении и постепенном развитии первоначального персидского эпоса. «Универс. Известия», № 5, Киев, 1867 г. [публичная лекция].

Spiegel Fr. Eranische Altertumskunde, Bd. I. Leipzig, 1871.

Darmsteter J. Etudes Iraniennes, t. II. Paris, 1883.

Жуковский Вал. Ал. Толкование притчи в сатире Фирдоуси ЗВО, VI, 1891; его же: Могила Фирдоуси (из поездки в Хорасан летом 1891 г.). ЗВО, VI, 1891; его же: Мусульманство Ростема Дастановича, «Живая Старина», 1, вып. IV. СПб., 1891.

Spiegel F. – Avesta und Shahname. ZDMG, XLV, 1891.

Pizzi I. Storia della poesia persiana. Torino, 1892.

Розен В. P. К вопросу об арабских переводах «Худай-Намэ». Сб. «Восточные заметки» (фак. Вост. яз. СПб. ун-та). СПб., 1895.

Geldner К. – Avestaliteratur. Grundriss d. Iran. Phil., II [см. ран дел V] – 1896/1904.

West Е. W. – Pahlavi Literatur [там же].

Noldeke, Th. Das Iranische Nationalepos. Grundriss der Iran. Philologie, Bd. II. Strassburg, 1896-1904. [В отдельном издании: Berlin-Leipzig, 1920; на англ. языке – translated by L. Bogdanov, Bombey, 1930].

Ethe H. Neupersische Literatur. Grundriss der Iranischen Philologie, Bd II. Strassburg, 1896-1904.

Dawlat-Shah Samarkandi. Tadhkiratu ’IShu"ara. Persian Text Ed. by E. Browne. London 1900 (2 изд– – 1921).

Крымский A. E. Фирдоуси. Энциклопедический словарь, т. XXXVI, 71 полутом, стр. 30-35. СПб., Брокг. и Эфрон, 1902.

"Aufi М. Lubabu ’lAlbab. Persian Text, Ed. by E. Browne. Persian Histori cal Texts, v. XII. London-Leiden, 1903.

Horn P. – Die Sonnenaufgange in Shahname. («Orient. Studien Th. Noldeke zum 70-sten Geburtstag gewidmet», В. II, Giessen, 1905).

Browne E. G. A Literary History of Persia, v. I and v. II, Cambridge, 1906 (и последующие переиздания).

Крымский А. Е. История Персии, ее литературы и дервишеской теософии, т. I, М., 1906 (литография).

Nizami Arudi Samarkandi. Chahar Makalah. Persian Text, Ed. by E. Browne and M. Kazwini. Gibb Memor. Ser., v. XI. London-Leiden 1909.

Christensen A. Recherches sur Thistoire legendaire des Iraniens Stockholm, 1915.

Christensen A. Les types du premier homme et du premier roi dans I’histoire legendaire des Iraniens. Stockholm, 1917.

Розенберг Ф. А. О вине и пирах в персидской национальной эпопее. Сб. Музея антропол. и этнографии при Росс. Акад. наук, т. У. Петроград, 1918.

Lentz W. Die Nordiranischen Elemente in der neupersischen Literate ursprache bei Firdosi. Zeitschr. fur Indologie und Iranistik, 4, 1926.

Шибли Ну"мани. История поэтов и литературы Ирана, т. 1-2. Лахор, 1924. На языке урду. [Тегеран, 1948 – в персидском переводе с языка урду].

Бертельс Е. Э. Очерк истории персидской литературы. Ленинград, 1928.

Хомай Исфагани. История литературы Ирана с древнейшие времен, ч. I и II. Тебриз, 1929-1930 г. [на персидском языке].

Christensen A. Les Kayanides. Kobenhavn, 1931.

Nyberg H. S. La Legende de Keresaspa. «Festschrift fur Pavry», 1933.

«Фердоусинаме», журнал «Мехр», Тегеран, 1934. [На персидском языке].

«Фердовси (934-1934)» Сборник ИВАН и Гос. Эрмитажа. Л., АН СССР 1934.

Ромаскевич А. А. – История изучения Шах-намэ [см. сб. «Фердовси (934-1934)»].

Самойлович А. Н. – Иранский эпос в тюркских литературах Средней Азии [там же].

Тревер К. В. – Сасанидский Иран в Шах-намэ [там же].

Орбели И. А. Шах-намэ [там же].

Гюзальян Н. Т. и Дьяконов М. М. Рукописи «Шах-намэ» в ленинградских собраниях. Изд. ИВАН и Гос. Эрмитажа. Л., 1934.

Masse Н. Firdousi et L"epopee nationale. Paris, 1935.

Гюзальян H.T. – Дьяконов М. М. Иранские миниатюры в рукописях «Шах-намэ» ленинградских собраний. М.– Л, Гос. Эрмитаж в изд. «Academia», 1935.

Бертельс Е. Э. Абу-л-Касим Фирдоуси и его творчество. Л. -М., АН СССР, 1935. [Юбилейный очерк: эпоха, жизнь, творчество].

«Восток». Вып. 2, Ленинград-Москва, изд-во «Academia», 1935. [Сборник]

Christensen А. – Les gestes des rois dans les traditions de l"lran antique, Paris 1933.

Mapp Ю. H. Статьи и сообщения, т. II. М.-Л., АН СССР, 1939. [Статьи о «Шахнамз» и Фирдоуси, в частности, доклад на конгрессе в Тегеране: «Стихотворный размер Шахнаме»].

Дьяконов М. Фирдоуси – жизнь и творчество. АН СССР, 1940.

Айни, Садридин. Дар бораи Фирдавси ва Шохномаи у. Ленинград-Сталинабад, 1940. [На таджикском языке латинизированным алфавитом].

Тarikh-i Sistan. Persian Text Ed. by M. Bahar. Teheran, 1941.

Шафак P. История литературы Ирана. Тегеран, 1942. [На персидском языке].

Юбилейный сборник «Хэзарейе-Фирдоуси». The Millenium of Firdawsi– the Great National Pot of Iran. Teheran, 1322 (1944). [На персидском и западноевропейских языках].

[Сборник содержит выступления персидских, иностранных, советских (И. Орбели. А. Фрейман, А. Ромаскевич, Ю. Марр, Е. Бертельс) ученых на Всемирном конгрессе в 1934 г. в Тегеране в память тысячелетия со дня рождения поэта].

Сафа 3. Героические сказания в Иране. Тегеран, 1946. [На персидском языке].

Птицын Г. В. – К вопросу о географии Шахнамэ. ТОВЭ, IV. Л., 1947.

Тагирджанов А. Т. – К вопросу о поэме Фердоуси «Юсуф и Зулейха». «Сов. Востоковедение», V, 1948.

Бертельс Е. Э. – Роман об Александре и его главные версии на Востоке. ИВАН, М.-Л., 1948.

Нафиси С. Несколько слов о Фердоуси. Журнал «Пеяме-Ноу», № 5 Тегеран, 1949. [На персидском языке].

Wilender S. – Sur le fond commun indoiranien des epopees de Ь Perse et de l’lnde. «La nouvelle Clio», № 7, 1950.

Kowalski T. Studia nad Sahname. Etudes, vol. I. Krakow, 1952.

Османов H. О народной тенденции в «Шахнаме». Краткие сообщения Ин-та востоковедения АН СССР, вып. IX, М., 1952.

Бертельс Е. Э. – Праздник Джашни сада в таджикской поэзии (Сборн., посв. 80-летию А. А. Семенова). Сталинабад, 1953.

3анд М. – Оид ба масхалахои тенденцияи халки дар адабиёти точик дар асрхои VIII-IX. – «Шарки сурх», № 6, 1953.

3анд М. – Антихалифатские и социально-обличительные мотивы в таджикской поэзии X века. «Труды АН Тадж. ССР», XVIII, Сталинабад, 1954.

Воусе М. Zariadres and Zarer. BSOAS, XVIII, 3. London, 1955.

Бертельс E. Э. – Шах-наме и критика текста. «Сов. Востоковедение», № 1, 1955.

Османов Н. Из истории литературы народов Хорасана и Мавераннахра VIII-IХ вв «Сов. Востоковедение», № 2, 1956.

Брагинский И. С. Из истории таджикского народного творчества М, АН СССР, 1950

V. ОСНОВНЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ И ДРУГИЕ СПЕЦИАЛЬНЫЕ (КРОМЕ УПОМЯНУТЫХ В РАЗД. IV) РАБОТЫ, СВЯЗАННЫЕ С ИЗУЧЕНИЕМ «ШАХНАМЕ».

Григорьев В. В. – О скифском народе-саках. СПб., 1871.

Chronique de Tabari, traduite sur la version persane d’ Abou ‘Ali Mohammad Bel"ami par М. H. Zotenberg, I-IV, Paris, 1867-1874.

Noldeke Th. – Geschichte der Perser und Araber zur Zeit der Sassaniden aus,.. Tabari. Ubers von... Leiden, 1879.

Бapтoльд В. В. – Туркестан в эпоху монгольского нашествия СПб., I (тексты), 1898; II (исследование), 1900.

Al-Tha‘alibi, – Histoire des rois de Perse par... Texte arabe publie et traduit par H. Zotenberg. Paris, 1900.

Marqnart J. – Eransahr nach der Geographie des Ps. Moses Xorenaci. Berlin, 1901.

Бартольд В. В. – Историко-географический обзор Ирана. СПб., 1903

Grundriss der Iranischen Philologie, hgg. von W. Geiger und Ernst Kuhn Zweite Band (Literatur, Geschichte und Kultur). Strassburg, 1896-1904.

Le Strange G. – The Lands of Eastern Caliphate. Cambridge, 1905

Mez A. – Die Renaissance des Islams. Heidelberg, 1922.

Бартольд В. В. – История культурной жизни Туркестана. Л., 1927 Энциклопедия Ислама (параллельное издание на языках: английском, французском и немецком). Основные тома I-IV. Лейден-Париж, 1913-1934 (1-ое изд.).

Якубовский А. Ю. – Махмуд Газневи. К вопросу о происхождении и характере газневидского государства. Сб. Фердовси (934-1934)» (см разд. IV).

Заходер Б. Н. – Иран при Сасанидах. «Истор. журнал», № 12, 1938

Бокщанин А. Г. – Восточно-эллинистические государства III-II вв. до нашей эры. «Истор. журнал», № 6, 1941.

Заходер Б. Н. – История восточного Средневековья (Халифат и Ближний Восток). М., 1944.

Christensen А. – L"Iran sous les Sassanides. Copenhague, 1944.

Заходер Б. H. – Хорасан и образование государства Сельджуков «Вопросы истории», № 5-6, 1945.

Фрейман А. А. – Задачи Иранской филологии. «Изв АН СССР. Отд. лит. и яз.», т. V, вып. 5, 1946.

Пигулевская Н. В. – Византия и Иран на рубеже VI-VII веков. М.-Л, 1946.

Пигулевская Н. В. – К вопросу об общественных отношениях на Ближнем Востоке перед арабским завоеванием. «Вестн. Лен. ун-та», № 4, 1948.

Струве В. В. – Родина зороастризма. «Сов. Востоковедение», V, 1948

Толстов С. П. – Древний Хорезм. М., 1948.

Толстов С. П. – По следам хорезмийской цивилизации. М.-Л., 1948

Абаев В. И. Осетинский язык и фольклор, т. I. М.-Л., 1949.

Низам-ал-Мольк. – Сиасет-намэ. Книга о правлении вазира XI столетия... Перевод, введение и комментарий Б. Н. Заходера. «Литерат памятники», М.-Л., 1949.

Spuler В. – Iran in fruh-islamischen Zeit. Wiesbaden, 1952.

Нафиси С. -Тарих-е тамаддон-е Иран-е Сасани. Тегеран, 1331/ 1953. [на персидск. языке].

Семенов А. А. – К вопросу о происхождении Саманидов. «Труды АН Тадж. ССР», т. XXVII. Сталинабад, 1954.

Гафуров Б. Г. – История таджикского народа в кратком изложении т. 1,3 изд. Сталинабад, 1955. .

История Узбекской ССР, т. I, кн. 1. Ташкент, 1955.

Абаев В. И. – Скифский быт и реформа Зороастра. «Archiv Orientalni», XIV, Praha, 1956.

Pfister Fr. – Alexander der Grosse in der Offenbarungen der Griechen, Juden, Mohammedaner und Christen. Akademie – Verlag. Berlin, 1956.

Дьяконов И. М. – История Мидии от древнейших времен до конца IV века до н. э. М.-Л., АН СССР, 1956.

Пигулевская Н. Города Ирана в раннем Средневековье. Изд-во АН СССР, М.-Л., 1956.

Фаруд покинул крепость и на гору
Взошел, и воинство предстало взору.

Сошел, ворота запер на замок,
Чтобы проникнуть в крепость враг не мог,

С Тухаром поскакал, исполнен рвенья,–
Несчастье он обрел с того мгновенья...

Затмится наверху твоя звезда,–
Что для тебя любовь и что вражда?

Фаруд с Тухаром глянули с вершины,
Как движутся иранские дружины.

«Ты должен, – юный витязь произнес,–
Ответить мне на каждый мой вопрос

О всех владельцах булавы и стяга,
Чья обувь – золото, чья цель – отвага.

В лицо ты знаешь витязей-вельмож,
И мне их имена ты назовешь».

А воинство, отдельными полками,
Вздымалось в гору вровень с облаками.

Там тридцать тысяч было смельчаков,
Копейщиков, воинственных стрелков.

У каждого – будь пеший он иль конный –
Копье, и меч, и пояс золоченый.

Шлем, знамя, обувь, щит и булава –
Сплошь золото: уместны тут слова,

Что злата в рудниках теперь не стало,
Жемчужин в облаках теперь не стало!

Сказал Фаруд: «Все назови знамена,
Всех славных перечисли поименно.

Чей это стяг, где слон изображен?
Здесь каждый хорошо вооружен.

Кто скачет впереди, грозя очами,
Ведя отважных с синими мечами?»

Ответствовал Тухар: «О господин,
Ты видишь предводителя дружин,

Стремительного Туса-полководца,
Который насмерть в грозных битвах бьется.

Под знаменем, светло и гордо глядя,
Несется славный Фарибурз, твой дядя,

За ним Густахм, и витязи видны,
И стяг с изображением луны.

Могуч Густахм, опора шаханшаха,
Его увидев, лев дрожит от страха.

Воинственный он возглавляет полк,
На длинном стяге нарисован волк.

Здесь всадники, чьи подвиги известны,
А среди них – Занга, отважный, честный.

Рабыня, как жемчужина светла,
Чьи шелковые косы – как смола,

На стяге нарисована красиво,
То – ратный стяг Бижана, сына Гива,

Смотри, на стяге – барса голова,
Что заставляет трепетать и льва.

То стяг Шидуша, воина-вельможи,
Что шествует, на горный кряж похожий.

Вот Гураза, в руке его – аркан,
На знамени изображен кабан.

Вот скачут люди, полные отваги,
С изображеньем буйвола на стяге.

Из копьеносцев состоит отряд,
Их предводитель – доблестный Фархад.

А вот – военачальник Гив, который
Вздымает стяг, на стяге – волк матерый.

А вот – Гударз, Кишвада сын седой.
На стяге – лев сверкает золотой.

А вот на стяге – тигр, что смотрит дико,
Ривниз-воитель – знамени владыка.

Настух, Гударза сын, вступает в брань
Со знаменем, где вычерчена лань.

Бахрам, Гударза сын, воюет яро,
Изображает стяг его архара.

О каждом говорить – не хватит дня,
Не хватит слов достойных у меня!»

Богатырей, исполненных величья,
Назвал он все приметы и различья.

И мир Фаруду засиял светло,
Лицо его как роза расцвело.

Иранцы, подойдя к горе, оттуда
Увидели Тухара и Фаруда.

Стал полководец гневен и суров,
Остановил и войско и слонов.

Воскликнул Тус: «Друзья, повремените.
Один боец из войска должен выйти.

Бесстрашно, время дорого ценя,
Пусть на вершину он помчит коня,

Узнает, кто они, те смелых двое,
Зачем глядят на войско боевое.

Узнает в них кого-нибудь из нас,
Пусть плетью их огреет двести раз,

А если в них узнает он туранцев,–
Пусть свяжет, нам доставит чужестранцев.

А если он убьет их, – не беда,
Пусть их тела притащит он сюда.

А если соглядатаи пред нами,
Лазутчики проклятые пред нами,–

Пусть рассечет их сразу пополам,
Достойно им воздаст по их делам!»

Бахрам, Гударза сын, сказал: «Загадку
Я разгадаю, мигом кончу схватку.

Я поскачу, исполню твой приказ,
Я растопчу все то, что против нас».

На кряж горы скалистою дорогой
Помчался он, охваченный тревогой.

Сказал Фаруд: «Тухар, ответствуй мне,
Кто так отважно скачет на коне,

С лицом открытым и могучим станом,
С привязанным к луке седла арканом?»

Сказал Тухар: «Он, видно, смел в бою,
Но сразу я его не узнаю,

Хоть всадника знакомы мне приметы.
Иль то Гударза сын, в броню одетый?

Я помню шлем, в котором Кей-Хосров
Бежал в Иран, спасаясь от врагов.

Не тем ли шлемом, думаю, украшен
Сей богатырь, что с виду так бесстрашен?

Да, родич он Гударза по всему.
Вопрос ему задай ты самому!»

Бахрам над горной показался кручей,
И загремел он громоносной тучей:

«Эй, кто ты, муж, там, на горе крутой?
Иль рати здесь не видишь ты густой?

Иль ты не слышишь, как земля трясется?
Иль не боишься Туса-полководца?»

Сказал Фаруд: «Мы слышим звуки труб,
Мы не грубим, – не будь и с нами груб.

Будь вежливым, о муж, познавший сечи,
Ты рта не открывай для дерзкой речи.

Знай: ты не лев, я – не онагр степной,
Нельзя так разговаривать со мной!

Не превосходишь ты меня бесстрашьем,
Поверь, что сила есть и в теле нашем.

У нас есть разум, есть отважный дух,
Есть красноречье, зоркость, острый слух.

Поскольку я всем этим обладаю,
То я твои угрозы презираю!

Ответишь, так вопрос тебе задам,
Но только добрым буду рад речам».

Сказал Бахрам: «Отвечу. Говори же,
Хотя повыше ты, а я пониже».

Спросил Фаруд: «Кто возглавляет рать?
Кто из великих жаждет воевать?»

«Под знаменем Кавы, – Бахрам ответил,–
Ведет нас храбрый Тус, что ликом светел.

Здесь – грозный Гив, Густахм, Руххам, Гударз,
Гургин, Шидуш, Фархад – в сраженье барс,

Занга – он отпрыск Шаварана львиный,
Отважный Гураза, глава дружины».

Сказал Фаруд: «Достойного похвал,
Ты почему Бахрама не назвал?

Для нас Бахрам – не на последнем месте
Так почему о нем не скажешь вести?»

Сказал Бахрам: «О ты, с обличьем льва.
Где о Бахраме услыхал слова?»

А тот: "Я испытал судьбы суровость,
От матери услышал эту повесть.

Она сказала мне: «Скачи вперед,
Найди Бахрама, если рать придет.

Найди ты и воителя другого –
Зангу, что для тебя родней родного.

Как брат, любил обоих твой отец.
Ты должен их увидеть наконец!»

Спросил Бахрам: «О, где тебя взрастили?
Ветвь царственного дерева – не ты ли?

Не ты ли – юный государь Фаруд?
Пусть бесконечно дни твои цветут!»

«О да, Фаруд я, – был ответ суровый,–
Ствола, что срублен был, побег я новый».

Бахрам воскликнул: «Руку обнажи,
Знак Сиявуша ты мне покажи!»

И что же? На руке пятно чернело,
Ты скажешь – на цветке оно чернело!

Китайским циркулем – и то никак
Не мог быть выведен подобный знак!

И стало ясно: отпрыск он Кубада,
Он Сиявуша истинное чадо.

Бахрам хвалу царевичу вознес,
К нему взобрался быстро на утес,

Фаруд сошел с коня, присел на камень,
Пылал в душе открытой чистый пламень.

Сказал: "О богатырь, о храбрый лев,
Ты славен, супостатов одолев!

Я счастлив, что тебя таким увидел!
Как будто я отца живым увидел!

Передо мною – доблестный мудрец,
Воинственный, удачливый храбрец.

Наверно, ты желаешь знать причину!
Зачем взошел я ныне на вершину?

Пришел я, чтоб взглянуть на вашу рать,
О витязях иранских разузнать.

Устрою пир, – веселье пусть начнется,
Хочу взглянуть на Туса-полководца,

Затем хочу как всадник битвы сесть
И на Туран свою обрушить месть.

В бою огнем возмездья пламенею,
Святым огнем, – и отомщу злодею!

Ты полководцу, чья светла звезда,
Скажи, чтоб он пришел ко мне сюда.

Неделю вместе у меня побудем,
Мы все пред нашей битвою обсудим.

А день восьмой для нас взойдет светло,–
И сядет полководец Тус в седло.

Для мести опояшусь, бой начну я,
Побоище такое учиню я,

Что львы взглянуть на битву захотят,
Что коршуны на небе подтвердят:

«Еще земля и древние созвездья
Не видели подобного возмездья!»

"О государь, – сказал ему Бахрам,–
Ты подаешь пример богатырям.

Я с просьбой руки Тусу поцелую,
Ему поведав речь твою прямую.

Но разума у полководца нет,
Не входит в голову его совет.

Он царской кровью, доблестью гордится,
Но не спешит для шаха потрудиться.

Гударз и шах с ним спорят с давних пор:
Из-за венца и Фарибурза спор.

Он утверждает: «Я – Ноузара семя,
Чтоб царствовать, мое настало время!»

Быть может, богатырь придет во гнев,
Не станет мне внимать, рассвирепев,

Пошлет сюда кого-нибудь другого,–
Так берегись ты всадника дурного.

Он самодур, мужлан, чья мысль темна,
В его рассудке – бестолочь одна.

У нас доверья не завоевал он:
Ведь Фарибурзу царство добывал он.

«Взойди на гору, – был его приказ,–
Ты не беседуй с тем бойцом сейчас,

А пригрози кинжалом, чтоб на гору
Не смел взбираться он в такую пору».

Свое согласье даст воитель Тус,–
К тебе я с вестью доброю вернусь.

А если всадника пришлет другого,–
Не очень полагайся на такого.

Тебе пришлет не больше одного:
Известны мне порядки у него.

Подумай, – у тебя одна забота:
Не дать проходу, запереть ворота".

Тут золотую палицу Фаруд
(А рукоять – бесценный изумруд)

Вручил Бахраму: «Воин именитый,
Мой дар возьми на память, сохрани ты.

А если Тус, как должно, примет нас,
Обрадует сердца, обнимет нас,–

От нас еще получит, благосклонный,
Коней военных, седла и попоны».

Заране радуясь таким дарам,
Вернулся к Тусу доблестный Бахрам.

Сказал он Тусу с гордой чистотою:
«Душе да будет разум твой четою!

Фаруд, сын шаха, этот юный муж,
Его отец – страдалец Сиявуш.

Я видел знак, не отрывал я взгляда!
То знак их рода, рода Кей-Кубада!»

Воскликнул Тус, ответ сорвался с губ:
«Не я ль глава полков, держатель труб.

Я приказал его ко мне доставить,
А не пустые с ним беседы править,

Он сын царя... А я не сын царя?
Иль воинство сюда привел я зря?

И что ж? Туранец, словно ворон черный,
Воссел пред нами на вершине горной!

Как своеволен весь Гударза род,
От вас войскам один лишь вред идет!

Тот всадник одинок, – ты струсил ныне,
Как будто льва увидел на вершине!

Заметив нас, он стал хитрить с тобой...
Напрасно горной ты скакал тропой!»

Он к знатным обратил свои призывы:
«Мне нужен лишь один честолюбивый.

Пускай туранца обезглавит он,
Мне голову его доставит он!»

Сказал ему Бахрам: «О муж могучий,
Себя напрасной злобою не мучай.

Побойся бога солнца и луны,
Пред шахом ты не совершай вины.

Тот богатырь – Фаруд, он брат владыки.
Воитель знатный, всадник светлоликий,

И если из иранцев кто-нибудь
Захочет юношу к земле пригнуть,

Один пойдет, – он в битве не спасется,
Лишь опечалит сердце полководца».

Но с гневом Тус внимал его речам,
Отверг совет, что дал ему Бахрам.

Велел он ратоборцам именитым
На гору поскакать путем открытым.

Для битвы с отпрыском царя царей
Помчалось несколько богатырей.

Бахрам сказал им: «Не считайте ложно,
Что с братом государя биться можно.

Ресница витязя того стократ
Дороже ста мужей, он – шаха брат.

Кто Сиявуша не видал, – воспрянет
От радости, лишь на Фаруда взглянет!

Вы будете в почете у него:
Венцы вы обретете у него!»

Услышав речь Бахрама про Фаруда,
Воители не тронулись оттуда.

Заранее оплаканный судьбой,
Зять полководца Туса мчался в бой,

Исполненный воинственного духа,
Направился к твердыне Сафид-куха.

Увидев на горе богатыря,
Достал Фаруд старинный лук царя,

Сказал Тухару: «Видно, в деле этом
Тус пренебрег Бахрамовым советом.

Бахрама нет, другой теперь пришел,
Но знаешь ты, что сердцем я не зол.

Взгляни-ка, вспомни: кто же он, стальною
Одетый с ног до головы бронею?»

Сказал Тухар: «То полководца зять,
Бесстрашный муж, его Ривнизом звать.

Он – сын единственный, умен и зорок,
Есть у него сестер прекрасных сорок.

Он применяет хитрость, лесть и ложь,
Но витязя отважней на найдешь».

Фаруд ему сказал: «Во время сечи
Ужели надобны такие речи?

Пусть он слезами сорока сестер
Оплакан будет: мой кинжал остер!

Его сразит полет стрелы с вершины,–
Иль званья недостоин я мужчины.

Теперь, о мудрый муж, наставь меня:
Убить богатыря или коня?»

А тот: «Срази наездника стрелою,
Чтоб сердце Туса сделалось золою.

Пусть знает он, что мира ты хотел,
Что вышел к войску не для бранных дел,

А он по дурости с тобою спорит,
Тем самым брата твоего позорит».

Ривниз все ближе, путь гористый крут.
Стал тетиву натягивать Фаруд.

Стрела с горы к Ривнизу поспешила
И к голове шлем витязя пришила.

Конь, сбросив тело, взвился, и, мертва,
Ударилась о камень голова.

При виде в прах повергнутого тела
В глазах у Туса разом потемнело.

Сказал мудрец, дела людей познав!
«Наказан будет муж за злобный нрав».

Военачальник приказал Зараспу:
«Гори, подобен будь Азаргушаспу!

Надеть доспехи боя поспеши,
Собрав все силы тела и души.

За витязя ты отомсти сурово!
Я здесь не вижу мстителя другого».

Сел на коня Зарасп, броню надев.
Стенанья на устах, а в сердце – гнев.

К вершине устремился конь крылатый,–
Казалось, двигался огонь крылатый.

Фаруд сказал Тухару: «Погляди,
Еще один воитель впереди.

Скажи мне: он моей стрелы достоин?
Он государь или обычный воин?»

Тухар сказал: «Времен круговорот,
Увы, безостановочно идет.

Тот муж – Зарасп, сын Туса-полководца.
Нагрянет слон, – Зарасп не отвернется.

Сестры Ривниза старшей он супруг,
Как мститель, он теперь натянет лук.

Едва лишь на тебя воитель взглянет,
Пускай твоя стрела из лука прянет,

Чтоб он скатился головой к земле,
Чтоб туловища не было в седле;

Безумный Тус уразумеет ясно,
Что мы сюда явились не напрасно!»

Прицелился царевич молодой,
В кушак Зараспа угодил стрелой.

Он плоть его пришил к луке седельной,
И душу он извлек стрелой смертельной.

Примчался ветроногий конь назад,
Испугом и безумием объят.

Воители Ирана застонали,
В отчаянье, в печали шлемы сняли.

У Туса очи и душа – в огне.
Предстал он перед воинством в броне.

Двух витязей оплакал, полный гнева,
Как листья расшумевшегося древа.

Сел на коня, помчался на коне,–
Скажи: гора помчалась на слоне!

К царевичу он поскакал нагорьем,
Охвачен злобой, ненавистью, горем.

Сказал Тухар: «Теперь не жди добра,
Идет к горе свирепая гора.

Летит на битву Тус по горным склонам,
Тебе не справиться с таким драконом.

Замкнем покрепче крепость за собой.
Узнаем, что нам суждено судьбой.

Тобою сын и зять его убиты,–
Дороги к миру для тебя закрыты».

Разгневался Фаруд, разгорячась:
«Когда настал великой битвы час,

Что для меня – твой Тус, твой лев рычащий,
Иль слон, иль барс, что выскочил из чащи?

В бойце поддерживают бранный дух,
Не гасят прахом, чтоб огонь потух!»

Сказал Тухар: «Внимательны к советам
Цари, не видя униженья в этом.

Пусть горы от подножья до вершин
Срываешь ты, и все же ты – один.

Иранцев – тридцать тысяч в грозной рати,
Они придут, мечтая о расплате,

Разрушат крепость на лице земном,
Все, что кругом, перевернут вверх дном.

А если Тус погибнет в бранном споре,
То шаха вдвое горше станет горе.

Неотомщенным будет твой отец,
Наступит нашим замыслам конец.

Из лука не стреляй, вернись ты в крепость,
Запрись, и схватки ты пойми нелепость».

То слово, что умом озарено,
Тухар обязан был сказать давно,

Но глупо он советовал вначале,
Его слова Фаруда распаляли.

Владел царевич лучшей из твердынь.
В ней пребывало семьдесят рабынь,–

Сверкали, как рисунки из Китая,
За ходом битвы с кровли наблюдая.

Царевич отступить не мог: тогда
Сгорел бы он пред ними от стыда.

Сказал Тухар, наставник без удачи:
«Уж если хочешь в бой вступить горячий,

То полководца Туса пощади:
Стрелой в его коня ты угоди.

Притом, когда внезапно горе грянет.
То не одна стрела из лука прянет,

За Тусом вслед придут его войска,
А это означает: смерть близка.

Ты видел их отвагу, мощь, сложенье,
Не устоишь ты против них в сраженье».

Тогда Фаруд в воинственном пылу
Лук натянул и выпустил стрелу.

Стрела не зря смерть нанести грозилась!
В коня военачальника вонзилась.

Расстался с жизнью конь богатыря.
Тус разъярился, злобою горя.

Щит – на плечах, а сам – в пыли, расстроен,
Пешком вернулся к войску знатный воин.

Фаруд смеялся весело и зло:
«Что с этим витязем произошло?

Как этот старец с целым войском бьется,
Коль я один осилил полководца?»

Паденье Туса удивило всех.
На кровле разбирал служанок смех:

«С горы скатился воин именитый,
От юноши бежал, ища защиты!»

Когда вернулся Тус пешком, в пыли,
К нему в унынье витязи пришли.

«Ты жив, и это хорошо, – сказали,–
Не нужно слезы источать в печали».

Но Гив сказал: «Обида жжет меня,–
Вождь всадников вернулся без коня!

Всему должна быть мера и граница,
Не может войско с этим примириться.

Он сын царя, но разве нашу рать
Он вправе так жестоко унижать?

Иль мы должны принять подобострастно
Все то, что он сказать захочет властно?

Был в гневе храбрый Тус один лишь раз,
Фаруд же столько раз унизил нас!

За Сиявуша мы хотим отмщенья,
Но сыну Сиявуша нет прощенья!

Сражен его стрелой, обрел конец
Зарасп, из рода царского храбрец.

В крови утоплено Ривниза тело,–
Ужели униженыо нет предела?

Хотя он Кей-Кубада кровь и плоть,–
Он глуп, а глупость надо побороть!»

В одежды брани облачил он тело,
И яростью его душа кипела.

Поэма Фирдоуси «Шахнаме» - героическая эпопея иранских народов, классическое произведение и национальная гордость литератур: персидской - современного Ирана и таджикской - советского Таджикистана, а также значительной части ираноязычных народов современного Афганистана.

Шахнаме» в переводах на многие языки мира стала достоянием широких кругов читателей. В России с поэмой Фирдоуси впервые познакомились по вольной обработке В. А. Жуковским эпизода «Рустем и Зораб». На рубеже XIX и XX вв. появились переводы фрагментов «Шахнаме». Значительное число стихотворных антологий было издано в советское время, в 1934-1936 гг., в связи с празднованием тысячелетия со дня рождения Фирдоуси.

Всемирная история знает яркие, насыщенные грозными событиями периоды, которые Стефан Цвейг образно назвал «звездными часами человечества». В эти эпохи самые передовые представители своего времени, те, кого справедливо именуют совестью народной, остро и сильно переживая драматические ситуации своей эпохи, создают великие творения человеческого духа.
К числу подобных произведений, отразивших в высокохудожественной форме духовный и общественный подъем народов, относятся: «Махабхарата» и «Рамаяна», «Илиада» и «Одиссея», «Божественная комедия» Данте и трагедии Шекспира. В этом ряду стоит и «Шах-наме» гениального Фирдоуси.
Поэт, взявший себе псевдоним «Фирдоуси», что означает «райский», жил и творил в восточном Иране, который входил в те далекие времена в состав государства Саманидов, объединившего земли, на которых жили предки современных таджиков и персов. Это территориальное единство двух народов продолжалось многие столетия, и вплоть до XVI века культурное достояние персов и таджиков было общим.
В государстве Саманидов, политическими и культурными центрами которого были города Бухара и Самарканд, в X веке на базе развития производительных сил, городской жизни и роста национального самосознания народа расцвели наука и художественная литература. На территории Хорасана и Средней Азии в то время жили и творили выдающиеся математики Хорезми (IX в.), Худжанди (Хв.), великие философы и ученые Аль-Фараби (IX в.), Ибн-Сина (X-XI вв.) и Бируни (X-XI вв.).
В X веке в столице Бухаре и других городах державы Саманидов бурно развивалась литература на языке дари, иначе именуемом также фарси. Она послужила основой для дальнейшего развития классической персидско-таджикской поэзии: в X веке был выработан и отшлифован литературный язык фарси, сформировались основные жанры персидско-таджикской поэзии, сложилась система образов с развитой поэтической лексикой и богатством речевых средств, были канонизированы все стихотворные метры и их модификации.
В этот период в государстве Саманидов творила плеяда замечательных поэтов, в произведениях которых наряду с характерными для эпохи панегириками воплотились идеи и мысли, волновавшие передовых людей того времени и отразившие коренные интересы народа. В поэзии достигла высокого развития лирика как философско-этического, так и любовного характера; лирические стихи поэтов были проникнуты глубокими раздумиями о судьбе человека, о мироздании, социальной несправедливости.
О философской лирике дают яркое представление стихи выдающегося поэта-философа Шахида Балхи (X в.), в которых он выразил свое понимание взаимоотношения богатства и знаний:

Видно, званье и богатство – то же, что нарцисс и роза,
И одно с другим в соседстве никогда не расцветало.

"Кто богатствами владеет, у того на грош познаний,
Кто познаньями владеет, у того богатства мало."

«Шах-наме» – венец всей персидской и таджикской поэзии.
Исторические и историко-литературные источники сообщают о жизни Фирдоуси лишь скудные сведения. Известно, что он родился где-то около 934 года, в семье обедневшего дихкана – представителя полупатриархальной-полуфеодальной знати, теснимой новым классом феодальных землевладельцев.
В 994 году, как об этом говорится в заключительной части «Шах-наме», Фирдоуси закончил первую, неполную редакцию своего произведения. За долгие годы, в течение которых он писал «Шах-наме», ему пришлось испытать и голод, и холод, и жестокую нужду. О незавидном материальном положении великого поэта говорится во многих лирических отступлениях, разбросанных по всей огромной книге. Так, в одном из них он сетует:
"Луна померкла, мрачен небосвод,
Из черной тучи снег идет, идет.

Ни гор, ни речки, ни полей не видно,
И ворона, что мглы черней, не видно.

Ни дров, ни солонины у меня,
И нет – до новой жатвы – ячменя.

Хоть вижу снег – слоновьей кости гору,–
Поборов я боюсь в такую пору.

Весь мир вверх дном перевернулся вдруг...
Хотя бы чем-нибудь помог мне друг!"

Согласно существующей легенде, султан Махмуд обещал поэту заплатить за каждое двустишие по золотой монете. Но жестоко обманул его. Когда прибыл караван от султана и развязали тюки, оказалось, что золото заменено серебром. Оскорбленный поэт, который, по преданию, будто бы находился в бане, разделил эти деньги на три части: одну вручил банщику, другую – людям каравана, а на третью купил прохладительные напитки. Это был явный и прямой вызов деспотичному правителю. Султан приказал наказать поэта – бросить его под ноги слону. Фирдоуси бежал из родных мест и много лет провел в скитаннях. Лишь в старости он решил вернуться ыа родину.
Однажды главный министр в присутствии Махмуда произнес двустишие из великой поэмы. Султан, сменив гнев на милость, решил вознаградить поэта. Когда караван с дарами входил в ворота города, из противоположных ворот вынесли носилки с телом умершего Фирдоуси.
"А в тот же час из восточных ворот
Шел с погребальным плачем народ.

К тихим могилам, белевшим вдали,
Прах Фирдуси по дороге несли,"
– так заканчивает свою балладу, посвященную великому персо-таджикскому поэту, Генрих Гейне.
«Он повсюду – этот певец Ирана. Всюду, где Гомер, Вергилий, Шекспир, Мольер, Дайте, Сервантес, Шиллер и Лермонтов, – всюду он рядом с ними.

*************************

Во имя создавшего душу и ум
Над кем не подняться парению дум,
Кто место всему и названье дает
Дарует нам блага, ведет нас вперед.
Он правит вселенной, над небом царит,
Он солнце зажег, и Луну, и Нахид,
Он выше примет, представлений, имен;
Им в зримые образы мир воплощен.
Ты зрения не утруждай: все равно
Глазами узреть нам Творца не дано
К нему даже мысль не отыщет пути;
Превыше всех в мире имен его чти.
Того, Кто над всем вознесен естеством,
Обнять невозможно душой и умом.
Хоть разум порою в суждениях зрел,
Он в силах судить лишь о том, что узрел
Достойной Творца нам хвалы не сложить,
Ему неустанно должны мы служить.
Он дал бытие и душе и уму -
В твореньи своем не вместиться Ему.
Не в силах наш разум и дух до конца
Постичь и восславить величье Творца.
В Его бытии убежденным пребудь,
Сомненья и праздные мысли забудь.
Служа Ему, истину должно искать,
В его повеленья душой проникать.
Тот мощи достигнет, кто знанья достиг;
От знанья душой молодеет старик.
Тут слову предел, выше нет ничего
Уму недоступно Творца существо.

О мудрый, не должно ль в начале пути
Достоинства разума превознести.
[О разуме мысли поведай свои,
Раздумий плоды от людей не таи.
Дар высший из всех, что послал нам Изед,-
Наш разум, - достоин быть первым воспет.
Спасение в нем, утешение в нем
В земной нашей жизни, и в мире ином.
Лишь в разуме счастье, беда без него,
Лишь разум - богатство, нужда без него.
Доколе рассудок во мраке, вовек
Отрады душе не найдет человек.
Так учит мыслитель, что знаньем богат,
Чье слово для жаждущих истины - клад:
Коль разум вожатым не станет тебе,
Дела твои сердце изранят тебе;
Разумный тебя одержимым сочтет,
Родной, как чужого, тебя отметет.
В обоих мирах возвышает он нас;
В оковах несчастный, чей разум угас.
Не разум ли око души? Не найти
С незрячей душою благого пути.
Он - первый средь вечных созданий Творца,
Он стражей тройной охраняет сердца.
Слух, зренье и речь - трое стражей твоих:
И благо и зло познаешь через них.

Кто разум и душу дерзнул бы воспеть?
Дерзнувшего кто бы услышал, ответь?
Коль внемлющих нет - бесполезны слова.
Ты мысль обрати к первым дням естества.
Венец мирозданья, ты создан Творцом,
Ты образ и суть различаешь во всем.
Пусть разум водителем будет тебе,
От зла избавителем будет тебе.
Ты истину в мудрых реченьях найди,
О ней повествуя, весь мир обойди.
Науку все глубже постигнуть стремись,
Познания вечною жаждой томись.
Лишь первых познаний блеснет тебе свет,
Узнаешь: предела для знания нет.

СЛОВО В ПОХВАЛУ РАЗУМА

/Пришла пора, чтоб истинный мудрец
О разуме поведал наконец.
Яви нам слово, восхваляя разум,
И поучай людей своим рассказом.
Из всех даров, что разума ценней?
Хвала ему - всех добрых дел сильней.
Венец, краса всего живого - разум,
Признай, что бытия основа - разум.
Он - твой вожатый, он - в людских сердцах,
Он с нами на земле и в небесах.
От разума - печаль и наслажденье,
От разума - величье и паденье.
Для человека с чистою душой
Без разума нет радости земной.
Ты мудреца слыхал ли изреченье?
Сказал он правдолюбцам в поученье:
"Расскается в своих деяньях тот,
Кто, не подумав, действовать начнет.
В глазах разумных - дураком он станет,
Для самых близких - чужаком он станет".
Друг разума - в почете в двух мирах,
Враг разума - терзается в цепях.
Глаза твоей души - твой светлый разум,
А мир объять ты можешь только глазом.
Был первым в мире создан разум наш,
Он - страж души, трех стражей верных страж,
Те трое суть язык, глаза и уши:
Чрез них добро и зло вкушают души.
Кто в силах разуму воздать почет?
Воздам почет, но кто меня поймет?
Не спрашивай о первых днях творенья
До нашего с тобою появленья,
Но, созданный всевышним в некий миг,
Ты явное и тайное постиг.
Иди же вслед за разумом с любовью,
Разумное не подвергай злословью.
К словам разумных ты ищи пути,
Весь мир пройди, чтоб знанья обрести.
О том, что ты услышал, всем поведай,
С упорством корни знания исследуй:
Лишь ветви изучив на древе слов,
Дойти ты не сумеешь до основ./